С громкоговорителем наперевес я продолжал вещать, брызгая слюной во все стороны, мощно и зычно. Вся деревня наполнилась звуками моего голоса. Лица местных ничего не выражали. Содержание моих речей они уже прекрасно знали, и никакого желания слушать у них не было. Лао Лань, Лао Чжан и Лао Лю тоже стояли с каменными лицами, не зная, помочь ли мне, например, передав фляжку с водой, чтобы я смочил горло, они смотрели так, будто я представление какое разыгрываю. При этой мысли я бросил взгляд в их сторону. Вообще-то я собирался прокричать последнюю фразу, сделать паузу и спросить нашего настоящего начальника Лао Ланя, что делать дальше. Но смотрю, все трое уставились на меня, будто они совсем ни при чем. Тут меня зло взяло. Это что, мне одному нужно?! Казалось, они боятся, как бы чего не вышло, и отвесь мне кто-нибудь из местных затрещину, наверняка не пришли бы на помощь. А если остановлюсь и спрошу Лао Ланя, как быть дальше, буду выглядеть никуда не годным молокососом. И я решил, что не отдам ему громкоговоритель, даже если потребует. Останавливаться уже нельзя.
И принялся выкрикивать то же самое еще раз.
Устал я кричать или нет — об этом я не думал, а вот деревенским надоело. Один за другим они поворачивались и уходили. В одночасье меня уже никто не слушал. И тут Лао Лань, Лао Чжан и Лао Лю расхохотались. Они словно ждали этого момента.
Народ разошелся, кричать некому. И я поневоле умолк. Во рту страшно пересохло, попить бы, но фляжка у Лао Ланя. Пришлось подойти и попросить, а заодно нехотя передать громкоговоритель. Он включил музыку, но вместо нее раздались какие-то жуткие звуки: я выкричал все батарейки. Вынув из мешка новые, он заменил их, и музыка заиграла чисто и звонко.
— Все на собрание, — сказал Лао Лань.
При слове «собрание» все тут же подтянулись. В этом мире ничто так не бодрит, как необходимость провести собрание. Мы уселись у дверей дома Лань Юэцзяо. На повестке дня стоял один вопрос: оставаться и продолжать поиски Лань Юэцзяо или возвращаться? Как только Лао Лань огласил его, все трое, словно по уговору, вперились в меня пламенными взглядами. Мне тут же стало ясно: они с самого начала проверяли меня, этакого только что научившегося пищать птенца, пушистого утенка, впервые плюхающегося в реку. Эти стариканы, несомненно, поглядывали на меня свысока. Что бы я ни выделывал, куда мне в их глазах до получившего славный перелом Вэй Цзяна, которого столкнула с горы Лань Юэцзяо. При мысли о Вэй Цзяне кровь бросилась в голову. За него, за меня во что бы то ни стало нужно изловить Лань Юэцзяо.