Вернуться на «Титаник» (Ландау) - страница 56

В Мелкшаме нам было хорошо и ещё потому, что в Мелкшаме никто не обижал Гарри и Гарри учился в школе. Гарри хочет ходить в школу, но ему не дают. Его сильно побили протестанты за то что он католик, и сейчас Гарри боится ходить даже на улицу.

А Джесси не может учиться, потому что её не возьмут в протестантскую школу для девочек, а самая ближайшая католическая аж в Лондоне. Просим тебя, Святой Николай, сделай так чтобы мы ходили в школу все вместе, как это было в Мелкшаме!


А вчера нас прогнали от городской ёлки на площади, где играли другие дети. Нам сказали, что католикам нельзя там появляться. Почему, Святой Николай? В чём мы провинились, что нам нельзя посмотреть на красивую ёлку? Сделай так, чтобы все дети могли праздновать Рождество вместе! И чтобы никто никого не прогонял!

Лилли теперь почти не бывает дома. Она ухаживает за одной старой леди, вместо того чтобы готовиться к поступлению в университет. И хотя ей пришло письмо из Лондонской медицинской школы, что её готовы допустить к экзаменам, мама сказала, что теперь придётся потерпеть с поступлением. Лилли плакала.

И ещё, мы не хотим чтобы Чарли работал на заводе. Пусть он снова пойдёт в школу!

На это Рождество у нас не будет разных вкусных угощений, потому что у нас просто нет денег. А те что есть, это мама с папой откладывают на новый переезд. Но мы их начали проедать. А вдруг заболеет Сидней? Ты не подумал, Святой Николай, чтобы сделать так, чтобы Сидней не болел? Он часто простуживается и тогда мы переживаем за него. Мы хотим, чтобы он вырос и стал знаменитым! Он и сейчас знаменитый на всю улицу потому что много и громко плачет!

В общем, просим тебя, Святой Николай не про подарки, а про то, чтобы мы жили так как в Мелкшаме, где мы были счастливы!

Джесси, Гарри и их брат Уилл!

От себя: мне ничего не надо. Исполни желания младших!

Уильям Гудвин!
23 декабря 1911 года»

— Ну что сказать? — вздохнула Августа отложив письмо детей, — можно было бы улыбнуться, чтобы не заплакать…

…Тед Холли был огромным и толстым, и сказать что он был просто здоровый телом во всех отношениях, это не сказать ничего. Постоянно бривший голову, Тед казался всем страшным. Здоровенное тело казалось каменной глыбой, движущейся медленно но уверенно, не замечающей ничего и никого на пути. Но на самом деле это было не так. В этом огромном теле билось доброе и чуткое сердце, отзывчивое и даже нежное. Стоило только заговорить с этим человеком, как можно было понять насколько обманчива бывает внешность.

Когда-то он служил в полиции, был детективом, а лет десять назад, может больше, Тед Джон Холли вдруг для себя понял, что служить больше не может. Тогда он попытался перевестись на службу более мирную и спокойную, но спокойствия не было в его душе. И сейчас нашёл себя в роли адвоката. Надо сказать, что это был единственный адвокат защищавший рабочих практически безвозмездно, то есть даром. Он был единственным на весь Фулем кто осмеливался защищать и католиков, и бедноту, и не боялся говорить то о чём другие предпочитали молчать.