Сближеніе Православія и культуры, раскрытіе культурныхъ силъ Православія, осіяніе историческаго движенія свѣтомъ Православія — такова, по нашему убѣжденію, историческая тема нашей эпохи. Уясненію и выявленію этого да послужитъ настоящій первый сборникъ и да найдетъ онъ своего читателя, которому близки и нужны паши темы!
В. Зѣньковскій
Проф. П. И. Новгородцев — Существо русского православного сознания
Начиная свой знаменитый трактатъ «Объ общественномъ договорѣ», Руссо предвидитъ вопросъ: «развѣ онъ государь или политическій дѣятель, если пишетъ о политикѣ?» «Я отвѣчаю», говоритъ онъ, «что нѣтъ, и что именно потому я и пишу о политикѣ. Будь я государемъ или законодателемъ, я не терялъ бы времени на то, чтобы говорить, что нужно дѣлать; я бы дѣлалъ это или молчалъ.» И онъ поясняетъ, что онъ пишетъ, какъ гражданинъ свободнаго государства, который имѣетъ голосъ въ общихъ дѣлахъ.
Подобнымъ же вопросомъ и подобнымъ же отвѣтомъ я могъ бы начатъ настоящую статью. Меня также могутъ спросить: почему это я, будучи ни духовнымъ лицомъ, ни богословомъ, берусь говорить о богословскихъ предметахъ. И я отвѣчаю на это: если–бы я былъ духовнымъ лицомъ или богословомъ, я проповѣдывалъ бы и поучалъ; но будучи только сыномъ православной церкви, я хочу лишь уяснить и понятъ, въ чемъ существо той вѣры, которую я исповѣдую. Я хочу слѣдовать совѣту св. Анзельма: credo ut inteilgam — я вѣрю для того, чтобы понимать, готовый, по его же наставленію, въ случаяхъ таинственности и непостижимости преклониться предъ высшей тайной. Сaput submittam! — какъ говорилъ онъ.
Но не ждите отъ меня богословскихъ разсужденій или догматическихъ толкованій, какія могъ бы дать изощренный въ богословіи, хотя бы и свѣтскій ученый. Я избираю для себя задачу, гораздо болѣе скромную и болѣе для меня доступную. Вѣдь православіе, какъ и каждое другое религіозное исповѣданіе, являясь опредѣленной системой догматовъ и положеній вѣры, въ то же время есть и культурное творчество извѣстнаго народа. Поэтому и разсматривать его можно не только съ точки зрѣнія догматической и богословской, но и съ точки зрѣнія культурно–исторической и религіозно–философской. Конечно, между богословско–догматической стороной извѣстной религіи и ея культурно–историческимъ выраженіемъ всегда существуетъ необходимое соотношеніе: догматы отражаются въ сознаніи и въ жизни. Но столь же несомнѣнно, что одна и та же религія и даже одно и то же религіозное исповѣданіе различными народами усвацваются различно. Подобно тому, какъ христіанство столь разнообразно воспринято разными народами, такъ и православіе въ разныхъ мѣстахъ понимается различно. Православные не только русскіе, но и греки, и сербы, и болгары и румыны, и абиссинцы. Но когда мы ближе сходимся на церковной почвѣ съ нашими единовѣрцами, мы тотчасъ же непосредственно ощущаемъ разницу ихъ религіознаго сознанія и нашего. Очевидно, при единствѣ догматовъ можетъ быть различное усвоеніе ихъ, въ соотвѣтствіи съ различіемъ національныхъ характеровъ и культурныхъ типовъ. Подобно каждому другому народу и мы, русскіе, вносимъ въ пониманіе нашей вѣры особыя національныя черты. Вотъ объ этомъ то русскомъ пониманіи православія я и хочу говорить въ настоящемъ очеркѣ. Но здѣсь съ самаго начала необходимо имѣть въ виду слѣдующее. Если каждая форма религіознаго сознанія стремится быть близкой къ своему первоисточнику, то въ православіи это стремленіе проявляется съ особенной ясностью и настойчивостью. Русское православіе, сколько ни носитъ оно національный отпечатокъ, главную силу свою полагаетъ въ своей вѣрности Божественной своей первоосновѣ и первоначальнымъ апостольскимъ и святоотеческимъ ученіямъ. Оно полагаетъ, что существо его опредѣляется прежде всего его соотвѣтствіемъ съ его вѣчной и всеобщей основой и что самая цѣнная особенность русскаго религіознаго сознанія заключается именно въ томъ, что ему суждено было всего чище сохранить духъ Христова ученія. Въ этомъ смыслѣ надлежитъ понимать всѣ дальнѣйшія мои утвержденія. Если я говорю далѣе объ особенностяхъ русскаго православнаго сознанія, то центръ тяжести я полагаю не въ томъ, что это наше русское сознаніе, а въ томъ, что это — сознаніе, оставшееся въ нѣкоторомъ удивительномъ согласіи съ духомъ первоначальнаго христіанства.