Да уж! Как холодной водой из ведра окатил. Хотя, а чего я хотел? К этому всё и должно было прийти. Самая большая сила в наши времена — это военные. Только они сохранили свою структуру и организованность. Только они могут окончательно зачистить город от заражённых и вернуть выживших к нормальной жизни. Это вам не наша партизанщина. У них для этого есть всё, и сила, и инструмент: оружие, боеприпасы и боевая техника. И порядок на улицах только они смогут обеспечить, истребив под корень банды отморозков, почувствовавших свою безнаказанность в таких непростых условиях.
— Патроны, то небось все расстреляли? — Хитро спросил полковник, глядя на то, как я приуныл.
— Да потратились неслабо. — Хмуро кивнул я.
— Может, ещё подкинуть. — Подсластил он свою пилюлю.
— Конечно! И побольше!
— А таблеток от жадности?
— Так нас сколько сейчас человек!
— Ладно, пять ящиков пятёрок устроит?
— Устроит! И 7,62х54 снайперских и простых?
— У тебя в роду евреев не было? Тебе палец дай, ты руку откусишь!
— Ну Пётр Алексеевич! Что вам, жалко, что ли? Не для себя прошу. Для дела. Вон колхозник со Скотного рынка ваши, между прочим, просят их сельпо зачистить. А это опять трата патронов.
— Ладно. Ты мёртвого уговоришь. — Засмеялся начальник штаба. — Получишь два ящика простых и цинк снайперских.
— И на этом спасибо.
— Ладно, иди давай.
— Когда вас в городе ждать?
— Не раньше, чем через неделю. Пока в пригороде частный сектор чистим. Да и ВВешники пока не готовы. Им там потруднее. Они всё же в городе квартируют.
— Ясно. Ну, до свидания.
— Пока.
Я выскочил из кабинета начальника штаба и понёсся к начальнику службы РАВ. Увидев меня, он поморщился, как от зубной боли.
— А-а, попрошайка пришёл.
— Не попрошайка, а вполне на законных основаниях. Давай выписывай быстрее. Некогда мне с тобой здесь разговоры разговаривать.
— Наглеешь.
— А ты не жадничай. Я не у тебя беру, а у Министерства Обороны. И начальники твои лучше знают, кому давать, а кому не давать. Твоё дело приказы выполнять. Не для того тебе голова дадена, чтобы думать, а для того, чтобы фуражку носить.
— Вот нахал! — Засмеялся начальник. — Ладно, бери накладную, беги на склад.
Я взял, но на всякий случай, перепроверил, что в этой бумажке написано. Вроде всё верно. Пять ящиков пятёрки, два семёрки винт патрон и цинк снайперских. Ну и пошёл. Мы люди не гордые: дают — берём, бьют — бежим. Как все.
Когда вошёл в казарму, то увидел только голые панцирные кровати без матрасов и ни одного человека. Не понял. Вызвал Свету по рации. Оказалось, что гражданских недавно переселили в дома офицерского состава, после того, как полностью зачистили военный городок от зомби и возвели вокруг него стену из бетонных плит с «Егозой» по верху. Своих я нашёл в небольшой двухкомнатной квартире. Дом вообще найти не составило труда. Издалека я увидел грустного Графа, привязанного к дереву возле подъезда. Герду, похоже, ограничение свободы совсем не беспокоило. Их поселили вместе, как одну семью. Тесновато, конечно, но уютненько. Посидели, попили чай. Ради такого случая даже дочь отпросилась со склада и, захватив из садика внука прибежала к нам. А зять как раз отсыпался после караула. Посидели, попили чай, поболтали, пока с улицы не раздался громоподобный гав. Именно гав — один раз и возмущённо. Мы подошли к окну и выглянули на улицу. Грустному Графу надоело сидеть и он, безошибочно найдя взглядом нужные окна, увидев нас, опять гавкнул, на этот раз повысив градус возмущения в голосе. Нам вдруг стало стыдно перед своим боевым товарищем, и мы засобирались. Я по рации объявил общий сбор возле машин и мы, наскоро попрощавшись, спустились вниз. Родных Игоря, оказывается, тоже поселили в этом подъезде и он, к радости Герды быстро её отвязал. А Граф на нас обиделся. Снисходительно позволив себя отвязать, он, демонстративно не глядя на нас и даже ни разу не вильнув обрубком хвоста, оскорблённой походкой пошёл впереди нас. Блин, извиняться надо. Где бы что ни будь вкусненькое раздобыть и подлизаться. Собрались у машины быстро и, заехав на склады и загрузившись патронами, поехали назад.