— «Тайфун» я конфискую.
Вот это попал! И не поспоришь, когда на тебя смотрит ствол КПВТ калибром 14,5 миллиметра. И отдавать не хочется. И тут меня осенило.
— Соедини меня со сто двенадцатым.
— Это, с какого перепугу?
— Вызывай, давай, если неприятностей не хочешь. — Сказать по правде, я откровенно блефовал. Не было у меня уверенности, что вспомнит этот сто двенадцатый наш разговор по рации месяц назад. Да и если вспомнит, поможет ли. Но в животе стоял холодный ком, а на лбу выступил липкий пот от осознания того, что я сейчас лишусь «Тайфуна».
Старлей хмуро и недоверчиво посмотрел на меня, потом отошёл в сторону и забубнил по рации, то и дело поглядывая на машину.
— Держи. — Подошёл он ко мне, протягивая коробочку цифровой «Мотороллы».
— Сто двенадцатый на связи. С кем говорю?
— Здесь. Никита. Мы с вами в начале этого безобразия разговаривали.
— Никита? — Неуверенно произнёс мой собеседник. — А-а, это с Гагарина. Помню. В чём проблема?
— Мы в своё время в автопарке конвойного полка «Тайфун» с боем взяли. Автопарк полностью зачистили. А ваш старший лейтенант собирается его конфисковать. Вы можете связаться с полковником Семёновым. Мы как раз сейчас следуем по его заданию.
— Погоди-погоди. Это вы два дня назад в Львовске отметились?
— Мы. И, кстати, на этой же машине.
— И рэкетиров в слободе на ноль помножили?
— Тоже мы, каюсь. — В душе тоненьким росточком стала пробиваться надежда.
— Концлагерь на скотном рынке, банда ментов на «Динамо» тоже ваша работа?
— Посыпаю голову пеплом.
— Так это про вас мне Семёнов все уши прожужжал! Молодцы ребята! Давно хотел познакомиться. Давайте сейчас ко мне.
— В следующий раз. Мы на задании. Специально пораньше выехали.
— Ловлю на слове.
— С машиной-то что?
— Да забирай свою машину. Во-первых, трофей, а во-вторых, заслужили. Передай рацию начальнику патруля.
По мере разговора лицо старлея становилось то хмурым, то раздражённым, то недоверчивым, а к концу разговора стало уважительно-испуганным. Он почтительно принял из моих рук рацию, выслушал в матерных выражениях много нового о себе и, извинившись, отпустил нас. На душе стало легко и приятно от того, что меня вспомнили и вообще оценили нашу работу. Я с интересом оглядывался по сторонам. В этой части города я не был со времени начала катастрофы. Город изменился. Вроде тот же и в то же время не тот. Над ним повисла аура обречённости. Здания вдоль дороги уныло смотрели на нас своими, кое где выбитыми, окнами. Улицы были пустынными, но не так, как это бывало в ранний час, когда люди ещё спят и редкий прохожий нарушает это утреннее безлюдье, а пустынны своей безжизненностью. Едешь и знаешь, что за этими окнами никто не ставит чайник на газ, не умывается, не занимается любовью и не ссорится. Потому что некому. И сразу понимаешь, какую огромную работу взвалили на свои плечи военные, когда решили вдохнуть жизнь и душу этому холодному трупу. Мы проехали мимо нового микрорайона углубились в пригород. Здесь явно ещё не чистили. Несколько зомби наивно потянулись на звук мотора и были сметены с дороги стальным бампером «Тайфуна». Во дворе покосившегося дома с ветхим дощатым забором выгуливал своих подопечных живчик. То тут, то там перетаптывались зомбаки, провожая нас задумчивыми взглядами. Стресс после старлея стал отпускать, и снова захотелось спать. Я протёр осоловелые глаза, ещё раз зевнул чуть ли не до вывиха челюсти и перебрался в десантный отсек, посадив вместо себя рядом с Тимуром Свету. Проспал я часа три и проснулся от того, что машина закачалась на колдобинах отвратительной дороги.