Теоретически — нет ничего сверхъестественного и дивного в управлении народа народом. Например, в одной из лекций по моральной философии, Смит теоретизировал, что рабство не могло быть отменено в республике, потому что «законодатели такой страны сами являются рабовладельцами».
Как уже было упомянуто, представления о демократии в восемнадцатом веке были информацией двухтысячелетней давности. Как любой образованный человек, Смит знал историю Пелопонесских войн. Это слишком длинная история, чтобы рассказать ее вкратце; в конечном итоге — демократическим, и в общем, славным во всех отношениях Афинам тогда весьма и весьма не поздоровилось. Смит не считал слишком вдохновляющими и более недавние мелкие эксперименты с демократией. Он посмотрел на протестантов-кальвинистов в Швейцарии, и сделал вывод, что их «право выбирать собственного пастора… похоже, не было продуктивно ни в чем, кроме беспорядка и смуты, и способствовало порче нравов, в равной степени, служителей и народа». (И к тому же не очень-то демократично со стороны Джона Кальвина было сжигать Мигеля Сервета на столбе в 1553 году.) Не впечатляло Смита и то, что он видел в те времена в демократии американских колоний. Он заключил, что «при таких стихийных и необдуманных попытках установления демократии неизбежно появление сеющих раздор и опасных группировок», и предсказал, что если американцы отвоюют свою независимость, «эти группировки будут в десять раз более опасными, чем прежде». Он предполагал, что внутренние раздоры в Америке «вскоре выльются в открытое насилие и кровопролитие». Смит был неправ — насчет «вскоре». Это случится, но гораздо позже — форт Самтер был захвачен девяносто пять лет спустя.
Но тот, кто не верит в народное большинство, должен, видимо, верить в народное меньшинство:
«Лучшие люди, естественная аристократия каждой страны… должны защищать и сохранять за собой право на уважение и власть. От их авторитета зависит стабильность правительственной системы, а значит, и спокойствие в стране».
Но это доверие «естественной аристократии» привела Смита к опасной, я бы даже сказал, латиноамериканской линии рассуждения:
«Там, где военные силы находятся под командованием тех, кто в большой степени заинтересован в поддержке гражданских властей, потому что они сами во многом эту власть разделяют, постоянная армия не может представлять опасность для свободы народа… Но та безопасность, которую это дает правительству, может вызывать, без всякой очевидной причины, особого рода ревность, которая, в некоторых современных республиках, похоже, стоит за действиями антиправительственных активистов, во все времена решительно готовых побеспокоить мирную жизнь других граждан».