— Признаться, не очень тепло. Но положение обязывает. Впрочем, это неважно. Уже слишком поздно, а впереди тяжелый день. Спокойной ночи.
Она легко поднялась со стула и, мягко ступая по скрипучим половицам, быстро исчезла в темноте.
«Какой ночи? От нее уже почти ничего не осталось», — мрачно подумал про себя Генрих, открывая дверь в свою комнату.
* * *
Несломленные перипетиями минувшего дня, к завтраку все явились как по команде, вовремя.
— Чем больше пьешь накануне, тем лучше чувствуешь себя на следующий день, — афористично заявил Отто, разливая всем по чашкам вкусно пахнущий кофе. Его бравый внешний вид и отличное настроение служили бесспорной иллюстрацией к сказанному.
— Стоило бы зарегистрировать патент на твой рецепт, — мрачно пробурчал Шниттке. Отто не возражал.
Был удивительно ясный и теплый день. Солнце, отправляясь на зимние каникулы, щедро отдавало излишки накопившегося за лето тепла.
* * *
— Какие распоряжения, господин майор? — Хоппе смачно щелкнул каблуками.
— Обычно начинают с того, что здороваются.
— Простите, господин майор, растерялся.
— Тогда соберитесь и предоставьте в мое распоряжение из вчерашнего списка… — Генрих вынул блокнот и глянул в него, — заключенного… Дубровского.
Шарфюрер сорвал телефонную трубку:
— Хоппе. Семьдесят седьмого срочно ко мне!
Генрих хотел сесть за стол, но передумал. В комнате было душно и жарко. Он бросил взгляд через окно и пожалел, что не сделал этого раньше.
Метрах в десяти от барака стоял вкопанный в землю стол, окруженный скамейками и прикрытый с одной стороны зеленым кустарником.
«Как же я раньше до этого не додумался?» — Генрих собрал все бумаги в папку, вышел из барака и направился к скучавшему на воле столу.
— Простите, господин майор, вы куда? — В голосе Хоппе смешались раздражение и досада. — Здесь ведь комары, мухи и всякие мерзкие гусеницы!
— Пора бы знать, Хоппе, что именно из мерзких гусениц появляются невиданной красоты бабочки.
Пожав недоуменно плечами, Хоппе удалился. Правда, ненадолго. Разложив на столе папку с бумагами, Генрих сел на скамейку, поднял голову и увидел приближающуюся фигуру Дубровского в сопровождении Хоппе.
Внешний вид узника ничем не отличался от вчерашнего, но все же двигался он намного бодрее, да и плечи расправил на всю унаследованную от природы ширину. По крайней мере так хотелось видеть Генриху.
— Садитесь, — предложил он, устало опустив голову, а когда поднял, немало удивился.
Прямо перед ним, в привычной позе, упершись взглядом в землю, сидел Дубровский, а на лавке слева, направив немигающие глаза в никуда, — Хоппе.