* * *
Странно, но приезд в оккупированный противником холодный, промозглый Псков Генрих воспринял если не как возвращение к домашнему очагу, то по крайней мере как свидание с каким-то недалеким, трудным, но, несомненно, полезным прошлым.
В доме было тепло, уютно, в первую очередь оттого, что вся мебель по-прежнему находилась на своих местах, включая могучее старинное кресло, надежно удерживавшего своей правой ногой половицу, под которой скрывались два разоблаченных Скибой немецких микрофона.
Пока помощники выкатывали машину из бывшей конюшни, а ныне гаража, Генрих позвонил в контору и был приятно удивлен, когда дежурный узнал его по голосу.
— Господин майор, господин полковник появится лишь завтра, однако если что-то срочное…
— Да нет, ничего срочного. Доложу по прибытии завтра лично.
— Как вам будет угодно. Желаю приятного вечера.
Генрих достал лист бумаги и написал крупными прописными буквами: «Выполняю инструкцию. Сообщаю тем, кто мною интересуется: ужинаю в ресторане «Четыре сезона». Берг».
* * *
— Куда вы запропастились, господин майор? Мы, рестораторы, живем не от случайно забежавшего перекусить, а от постоянного гостя. Так что я уж и волноваться стал о вашем здоровье.
По документам хозяин значился судетским немцем, но по образу мышления и по повадкам напоминал скорее выходца из Одессы.
— Видите, я свято храню ваше место! Ведь с вашей легкой руки у меня теперь весь офицерский корпус столуется, а это уж, сами понимаете.
Генрих улыбнулся, радуясь резко возросшим доходам хозяина.
Столик в углу был действительно свободен. Очень скоро принесли кровяную колбасу с жареным картофелем, луком и хреном на закуску, пиво и стакан воды для майора. Традиционный венский шницель находился еще на стадии кухонной доработки.
— Может быть, по случаю возвращения гости пожелают чего-нибудь покрепче? — предложил майор.
— Я не пью, — категорически ответил Дубровский.
— Разве? — громко удивился Генрих.
Дубровский грустно покачал головой, не одобряя любого проявления злой памяти. И притом сделал это так искренне, что Генриху захотелось как-то исправить свою бестактность. Но тут кто-то из большой компании офицеров за соседним столом произнес тост, требовавший громкого до визга одобрительного крика.
И как раз в это мгновение на фоне орущих болванов в мундирах появилась очаровательная белокурая женщина. Она медленно, но уверенно стала пробираться в направлении Генриха.
— К нам, красавица, к нам! — истошно завопил лейтенант с соседнего столика.
Она, едва повернув голову, глянула на него с недоумением, будто он пригласил не к столу, а произнес недопустимую скабрезность.