Гитлер молча посмотрел в глаза адъютанта.
— А вы знаете, что по этому вопросу ко мне уже обращался ваш коллега Шмундт. Это вас не смущает?
— Скорее, наоборот, вдохновляет.
— Ах, даже так? — Гитлер неожиданно рассмеялся. — Тогда давайте вашего адмирала сегодня в 16.00.
Начало рассказа весьма взбудоражило Гофмайера. Он схватил стопку и громко шлепнул ее о столешницу только потому, что она оказалась пустой. Кельнерша поспешила исправить досадную оплошность.
— Ну а дальше?
— А дальше, как договорились, платишь ты.
— Перестань валять дурака, — искренне возмутился Гофмайер. — Ты же знаешь, что для меня это вопрос…
— Итак, в 16.00 адмирал предстал перед фюрером. И у них состоялся примерно следующий разговор:
— Если вы пришли убеждать меня, что без еврейского мусора нам обойтись нельзя, то напрасно, — бросил фюрер, пока адмирал садился в предложенное ему кресло напротив.
— Никак нет, мой фюрер, вполне можно. Но, признаться, я руководствовался вашим же высказыванием: «Кто еврей, а кто нет, определяю я».
— Это сказал Геринг, и я с ним согласился. Однако вы не фюрер и даже не Геринг, а потому вам следовало бы держаться поскромнее, — Гитлер пристально и долго всматривался в лицо Канариса. — Мне доложили, что эти нелюди используют вас, то есть военную разведку, чтобы уйти от справедливой кары.
— Извините, мой фюрер, но это не совсем так.
— А как? — Гитлер резко перегнулся через стол, и его голова оказалась настолько близко от лица адмирала, что он почувствовал несвежий запах изо рта фюрера.
— Приведите мне только один-единственный пример, когда хоть кто-то из этих людей принес бы или смог бы принести пользу Германии, — Гитлер откинулся на спинку кресла, и лицо его сразу уменьшилось в несколько раз.
Адмирал понимал, что каждая доля секунды промедления работает против него, а потому схватился за первую пришедшую на ум фамилию.
— Клаус Эдгар, например, выходец из Прибалтики. Во время Первой мировой войны был сослан русскими в Сибирь, где встал во главе пленных австрийских и немецких социал-демократов. Позже в качестве такового неоднократно приезжал в Москву и встречался со Сталиным.
Гитлер обхватил голову обеими руками и долго раскачивался молча.
— С кем? Со Сталиным? Почему мне вовремя не доложили? Канарис, хоть вы-то понимаете, что для меня Сталин сегодня важнее Черчилля? Когда я наконец увижу помимо блеска сапог еще хотя бы слабые проблески ума у наших военных?
— Известно ваше резко отрицательное отношение к этому человеку, поэтому мы не хотели раздражать вас упоминанием недостойного имени.