— Идем, идем, — Паша поднялся со стула и навис над ней тенью отца Гамлета. — Потом будешь пожирать меня глазами.
Ника резко развернулась и потопала в комнату, судорожно придумывая какой-нибудь язвительный ответ. Как назло, шутки про лишний вес напрочь вывели ее из себя, и все остроумие, накопленное годами, куда-то испарилось. Ох, ну и припомнит же она маме, когда Исаев подтвердит, что живот в норме.
— Заходи, — Ника распахнула дверь в свою комнату и пропустила Пашу.
— А у тебя ничего, миленько, — он огляделся. — Так ты у нас, значит, боишься врачей?
— Абсолютно! — она хмыкнула.
— Или просто не веришь в российскую медицину?
— А на тебе что, прослушка?
— Давай уже рассказывай, что стряслось.
— Да говорю тебе, ничего! — отчаянно воскликнула Ника и вкратце изложила случившееся. — Ночью немного ныл, но я сама виновата, мы с Ленкой перебрали немного…
— С какой Ленкой?
— Ну, с нашей. Макарычевой.
— Ясно. И часто ты так перебираешь?
— С прошлого года перестала считать, — улыбнулась она, но Паша смотрел на нее серьезно. — Да ладно, шучу! Почти не пью. Так, повод был.
— А это что? — Исаев указал на ее красочные карточки для меню. — Твой иконостас?
Дыши, Карташова. Дыши глубже. Ника сжала кулаки и яростно смотрела на него, как тогда, когда она была в третьем классе, а он — в восьмом, и на виду у всех размахивал ее широкими физкультурными шортами.
— Ты ведь не из тех, кто ест и вызывает рвоту? — продолжал он. — Потому что при таком питании твоя фигура кажется неоправданно худой…
— Пшел вон, — зашипела Ника, чувствуя, как раздуваются ноздри. — Пшел вон отсюда!
— Да ты чего? — удивился Паша. — Нормальные вопросы. Когда мы имеем дело с болями в животе, часто они вызваны проблемами с желудочно-кишечным трактом, а это, в свою очередь, следствие неправильного питания. Булимия и анорексия — то, что надо исключить в первую очередь, зная о твоих проблемах…
— Ну все, Исаев!
— Тише, тише, — он примирительно поднял руки и заговорил елейным заискивающим тоном. — Все в порядке. Нет — так нет, не кипятись. Здесь только ты и я, никто не узнает. Ты же слышала о врачебной тайне?
— Я тебя по-хорошему прошу… — начала она.
1
— Понял! Сейчас уйду. Две минуты. Дай руку.
Ника с опаской протянула ему ладонь, словно он мог бросить в нее дохлую лягушку, как в детстве. Но он всего лишь обхватил пальцами запястье и взглянул на часы, считая пульс. Пальцы были сухими, теплыми и уверенными. Конечно, с чего бы ему было нервничать, ведь это не она его доводила до белого каления.
— Ну вот, восемьдесят, — с улыбкой резюмировал он. — В рамках нормы, хотя ты немного психанула.