— Молчи, Карташова, не порть момент. Сейчас рано о чем-то говорить.
— Хорошо.
Он хотел сказать что-то еще, но у соседней койки запищали мониторы, тут же ворвалась сестра, следом Гумберидзе, дежурный реаниматолог. Ника потянулась узнать, что происходит. А ей не стоило это видеть: очередная жертва ДТП, повреждения сердца, показатели плохие.
Паша обменялся взглядом с Гумберидзе, тот кивнул и бросил сестре:
— Поставь ей реланиум.
— Что происходит? — обеспокоенно зашептала Ника, наблюдая, как ей в катетер что-то вводят.
— Тебе сейчас лучше поспать, — Паша погладил ее по руке.
— Как скажешь, милый, — по ее лицу расползлась пьяная блаженная улыбка.
Он понимал, что дело в препарате, но отчего-то не убрал руку. Поддержка ей не помешает. На несколько мгновений Ника стихла, и он уже было решил, что ее срубило, но она вдруг снова открыла глаза и едва слышно произнесла:
— Я должна кое-что тебе сказать. Но это секрет.
— Что?! — из-за реанимационной возни за спиной он с трудом мог разобрать слова.
— На ушко.
Он смиренно пригнулся, приблизив ухо к ее губам, как Ипполит Матвеевич к умирающей теще. Но Ника поведала нечто похлеще тайны спрятанных бриллиантов.
— Ты… такой… красавчик, — медленно выдохнула она.
— Че… Чего?! — он попытался отстраниться, но она на удивление крепко вцепилась в его предплечье.
— Я… думала о тебе, — чуть заторможено от лекарства говорила она. — Все эти годы… Представляла… как… ты сделаешь это со мной… и нас будет трое…
Ее дыхание щекотало ему ухо, но отодвинуться было выше его сил.
— Т… трое? — ошарашено переспросил он.
— Да… А потом мы с Ленкой… Хочу, чтобы ты дал нам… О, как я хочу… Пж… пжа… пожа… лста… Скажи да…
— Эээ…
— Да… Марк… — и она отключилась.
А Паша еще некоторое время сидел, уставившись в одну точку, и думал, что за черти водятся в омуте ее личной жизни. Отличница, ничего не скажешь! И кто такой, мать его, этот Марк?!
03 мая 09:12
#каникулы #розовыесны
Майские приключения продолжаются, отметила, как надо.
Учитесь. Я знаю, как продлить праздник.
Ника спала так сладко, что не сразу поняла, где находится. Единственное, что нарушало ее безмятежность, — скребущее ощущение в горле. Сквозь жалюзи в палату падало утреннее солнце, койка у окна была пуста. За стеклянной стеной был виден сестринский пост, а за ним — еще один бокс. Кажется, двухместный.
От запястья тянулась капельница, и Ника какое-то время смотрела, как медленно набираются и падают одна за другой капли. Перевела взгляд на тумбу — свежая упаковка леденцов. Кажется, Паша вчера что-то говорил…
Она силилась вспомнить момент, когда уснула, но в сознании всплывали лишь отдельные картинки. Ее вывозили, потом был коридор… Потом лицо Исаева… Черноволосый мужчина… Медсестра с приятными духами… Кого-то они откачивали… Ника снова взглянула на пустую койку и ахнула… Неужели тот пациент умер? Какой ужас! А почему она этого не помнит?