— Хотите играть? Играйте на свежем воздухе! — говорила мама и гнала их во двор, не задумываясь о том, что в определенной близости от Капотни воздух был далек от самых скромных норм экологии.
Квартира для него с детства была местом, где можно отоспаться, поесть и просто перезимовать. Никакого романтичного флера и ностальгических нежностей.
И вот он всего-навсего пихнул в рот ложку выпечки, и тут же скис, как просроченное молоко. Сладкая, шоколадная сдоба, самой идеальной консистенции: не слишком сухая, не слишком клеклая, и крем не приторный, а ровно такой, как нужно, чтобы есть, есть, есть и потом еще облизать коробочку. И Ника, довольная, сидит напротив, подперев подбородок руками. Смотрит на него с умилением, радостью, как будто он не торт ест, а сыпет самыми изысканными комплиментами.
Спроси сейчас кто-нибудь Пашу, как его зовут, он вряд ли смог бы ответить. И не просто потому, что рот был набит до упора. Просто мозговая деятельность исчезла, и в голове звучало только блаженное «Ням-ням-ням». Эту картинку: торт, улыбающаяся Ника, яркое весеннее солнце, заглянувшее в кухню, — Паша, наверное, запомнит навсегда. Один из тех редких моментов, в которые наверняка потом захочется вернуться. И если однажды он попадет на прием к психоаналитику, и не исключено, что произойдет это по вине Карташовой, а тот предложит закрыть глаза и подумать о чем-то хорошем, Паша вспомнит именно этот момент.
21 мая 22:18
#цветыжизни #детскаянеожиданность
Бесконечно можно смотреть на три вещи: как горит огонь, как течет вода, и как мужчина укачивает ребенка. Последнее, правда, доводится увидеть не каждому.
Никита уснул только часам к десяти. Наигрался, накупался, наелся и, получив любимую пустышку, блаженно уснул, раскинув ручки. А тем временем у Ники было ощущение, что ее пару раз основательно провернули через мясорубку.
Это все пресловутая женская сердобольность. Нет бы накормить Пашу тортом и уйти. Он с алчным блеском в глазах уничтожил добрую половину, выпил две кружки чая, и его разморило. Сидел с сонным видом, честно делал вид, что слушает ее, а сам отчаянно моргал.
И она сдалась. Со времен операции всякая мысль о Паше, как о хирурге, вызывала благоговейный трепет. Может, он что-то вшил ей под кожу? Чип обожания врачей? Иначе как объяснить, что стоило ей подумать о том, как он спасал жизни на суточном дежурстве, и она тут же отправила его спать? Он из вежливости немного попререкался, пытался убедить ее, что только секундочку просто полежит, но едва коснулся головой подушки, как рот приоткрылся, веки сомкнулись, и он смачно засопел.