— Говорят, что сглаз сразу заканчивается, если вырезать глаз у сглазившего, слыхала про такое?
— А-ха-ха-ха! — Залилась сухим смехом, дыша в лицо солдата тухлятиной. — Силен коршун-ворон, ничего не боится, всех видит, все знает. Глаз у него черный, кровь пьет да через смерть перешагивает. Да вот только долго ли он будет через смерть шагать?
— Хватит нести чушь, — солдат толкнул старуху.
Та выронила лампу, улетела в ворох мусора. В хижине стало темно, только чуть тлевшие угли в очаге давали свет.
— Ну, что встали? — Чуть раздраженно произнес солдат. — Пошли отсюда.
Ни монаху, ни сержанту повторять было не нужно. Они тут же выскочили из землянки ведьмы. Солдат вышел последний, он никогда бы не признался, но ему стало сразу легче, как только он вышел на улицу. Там его как будто душили, а тут позволили дышать. И появилось четкое желание побыстрее убраться из этого мерзкого мета. Сержант молча сел на коня, а монах бубнил и бубнил молитвы, раз, за разом продолжая осенять себя святым знамением.
— Да хватит уже, — раздраженно рыкнул на него Волков. — Чего ты тут жути нагоняешь?
Монах перестал и полез на коня, а взгляд его был отрешенный. Он никак не мог попасть ногой в стремя.
— Да что с тобой, чертов монах, — ругался солдат.
Стражники с непониманием и страхом смотрели на них.
— Как во тьме побывал, — выдохнул монах Ипполит. — Холодом и мертвечиной обдало, только молитвами и спасаюсь.
— Чего ты несешь? — Вдруг усмехнулся солдат. — Тебя старуха заболтать хотела, как цыгане на ярмарке.
— Мне так тошно было, когда упырь ходил по нашему дому. Все как здесь было. Вонь и страх. А страх такой, что аж члены немеют.
— Глянь, у сержанта ничего не немеет и у меня тоже.
— По совести говоря, меня тоже мутить начало. В голове шум, словно палицей по шлему получил. И слова старухины, словно издалека летят.
Волков только плюнул с досады, и все поехали обратно в замок.
Когда сели обедать, приехал Крутец и Ёган. У Ёгана запеклась кровь на брови, глаз опух.
— Это что, вы так старосту выбирали? — Спросил солдат, разглядывая его.
— Да дуроломы наши. Хотел как лучше, да им разве объяснишь? Одно слово — деревенщины.
Волков посмотрел на управляющего Крутеца, и тот дал объяснения:
— Наш Ёган хотел, что бы старостой Малой Рютте был его брат, да вот мужики не хотели. Наш Ёган стал настаивать… — Крутец засмеялся, — И тогда одна баба кинула в него поленом.
Все засмеялись, даже сам Ёган, и Волков усмехнулся, а потом сказал:
— Хорошо, что баба кинула. Кинул бы мужик, пришлось бы ехать, разбираться.