— Надо было остаться в замке, а утром бы поехали, — невесело бубнит Ёган, пытаясь осветить факелом дорогу.
— Нет, едем на заре, — беззаботно отвечал Волков. — Хочу побыстрее отсюда уехать.
— Так телега ж плохая. Кузнец говорит…
— Да к дьяволу твоего кузнеца. Вещи в мешки, на коней погрузим и увезем как-нибудь. Лишь бы уехать отсюда. Дурные тут у вас места.
— Места-то дурные, что ж сказать. Только, вот, раз барон у вас теперь в дружках — пару дней могли и подождать, пока кузнец телегу ремонтирует.
— А я смотрю, тебе понравилось на кухне у барона.
— А кому ж не понравится? Бобы с салом, целый горшок. Сказали — жри, сколько сожрешь. И хлеба ешь — сколько съешь. Так еще и пива дали. — Он еще что-то хотел сказать, как его конь резко дернулся в сторону, так, что Ёган чуть не уронил факел. — У, черт.
— Ты коня-то не дергай. Он в темноте лучше тебя видит, а еще и носом чует. — Заметил Волков.
— Да я и не дергал его, — удивленно произнес Ёган. — Дурной он какой-то.
И снова конь дернулся, подсел а задние ноги, не захотел идти вперед.
— Да что с тобой? Не пойму, кто из нас пьян, болван, — произнес солдат, и тут и его конь встал. — Эй, ну а ты-то что?
В ответ его старый добрый конь тихо заржал, почти заговорил.
— Ну, хватит тебе, — Волков погладил коня по шее. — Поехали потихоньку.
Он чуть дал шпор, и конь нехотя двинулся вперед, за конем Ёгана, за факелом. Тот чуть остановился впереди, дожидаясь солдата.
— Ну, хоть тучки разлетелись. Теперь видать, куда ехать. — Говорил Ёган. — Близко уже. Вон, уже и огонечек видно, что у харчевни висит.
И тут справа от них, в ночной тишине, оглушительно громко хрустнула ветка. Конь солдата снова тихо заржал. Конь Ёганал дернулся, чуть не роняя седока, сам он едва удержал факел.
— А, ну, тихо, ты, мешок с колбасой, — ругался Ёган.
И в этот момент снова оглушительно громко захрустели ветки, совсем рядом. Что-то большое и тяжелое мерно, но быстро ломилось через кустарник. Солдат и слуга смотрели в темноту в сторону источника звука. И одновременно оба в десятке шагов у себя увидели два зеленых звериных глаза. Большие, яркие, жуткие, смотрящие на них. Дышало оно с бульканьем, глубоко и надрывно. И низко подрыкивало с каждым движением.
— А-а! — Заорал Ёган. — Никак медведь. Медведь, господин, медведь!
Его конь рванул вперед так, что Ёган уронил факел. Конь солдата бросился вслед за ним. Солдата откинуло назад, и он каким-то чудом удержался в седле.
— Стой, ты, демон! — Рычал он на коня, здоровой рукой изо всех сил натягивая поводья. — Убьёмся же насмерть.
Но конь не слушал ни его, ни поводья и летел по ночной дороге, каким-то чудом перепрыгивая лужи и объезжая препятствия. Солдат не знал, гнался ли за ним этот зверь. Все, что он делал, — пытался не вывалиться из седла, потому что управлять конем было невозможно, до той самой минуты, пока они не въехали в деревню. Тут, на пригорке, где уже пахло навозом, золой и дымом, он смог успокоить коня, хотя тот продолжал гарцевать, дрожать и тихонько ржать.