А рыба, по данным разведки, пошла к Мартышечьей косе, к устью Урала.
- Пойдём и мы на Мартышку, пошукаем, - сказал Дмитрий Трофимович и велел отдавать концы.
«Ломоносов» гудком попрощался с заводом, отвалил от высокого смолёного борта и полным ходом пошёл на восток.
За кормой, предвещая ветреный день, садилось в море большое красное солнце. Потом сразу, без сумерек, нахлынула темнота, звёзды зажглись в вышине, а кругом со всех сторон замелькали далёкие и близкие огоньки.
- Вон наше море какое! Как большая деревня, - сказал капитан. - Ну, посмотрим, однако, что завтрашний день нам скажет…
Утром Зоя взошла на мостик.
- Красота-то какая! - сказала она капитану.
- Какая тут красота? Вода и вода. Да и той маловато. Ещё паруса не открылись, а мы скоро брюхом начнём цеплять… С утра самым малым идём. Никакой тут нет красоты. Одни банки да шалыги, мели, проще сказать.
- А вы вон туда посмотрите. Разве не красиво? - сказала Зоя, указав на горизонт.
Там сверкающая белая полоса разделяла небо и море.
- Это ничего, это красиво, пожалуй. У нас так-то на севере льды в море стоят, а здесь паруса. Вон их сколько! Как раз то, что нам нужно. - И, обернувшись к рулевому, он показал рукой: - Вот так и держи, Вася, прямо на них, на середину…
Скоро из сплошной белой стены стали выделяться зубчики парусов, и в бинокль можно было уже разглядеть отдельные корабли - киреюшки.
Тут их были не единицы, не десятки, а сотни. Сотни маленьких корабликов! И все они держались вместе, вместе плыли, вместе поворачивались, как стайки птиц в полёте.
В бинокль казалось, что до них рукой подать, но «Ломоносов» еле шёл самым малым ходом. Матрос на носу всё время бросал намётку и с каждым разом выкрикивал меньшую глубину.
Дмитрий Трофимович, крепко вцепившись в поручни, склонился над палубой. Весь он, казалось, превратился в зрение и слух. Но вдруг выпрямился, махнул рукой и дёрнул ручку телеграфа.
- Стоп, приехали… - сказал он, когда «Ломоносов», тихо шевеля плицами, остановился. - Что дальше будем делать, Зоя Павловна?
- А что можно сделать?
- Вперёд идти нельзя. Пешком тут не пройдёшь, на шлюпке за ними не угонишься… И назад идти опять нельзя - вроде стыдно. Ну, что ж, постоим, подымим; может, кто догадается, сами подойдут.
И верно, скоро стало видно в бинокль, как от стайки отделились два белых пятнышка. Сперва они шли вместе, рядом, потом одно стало быстро вырываться вперёд.
Часа через два простым глазом можно было разобрать и паруса, и реюшку, и людей на ней, а ещё через час, с шумом подминая мутную воду, распустив паруса бабочкой, реюшка подошла под корму «Ломоносова» и лихо развернулась метрах в десяти. Паруса затрепетали на мачтах, рухнули на палубу, и, слегка покачиваясь на лёгкой зыби, реюшка на шестах подошла к борту.