Вернувшись в женский клуатр, я присела на скамью и долго сидела молча, стараясь унять эмоции. Все мысли, которых я обычно избегала, охватили меня. Я думала о неумолимо тикающих биологических часах и спрашивала себя, хочу ли иметь собственную семью, своих детей. В голове снова зазвучал мамин голос: «Когда ты уже остепенишься и обзаведешься семьей? Тебе ведь тридцать семь, скоро будет поздно!»
Биологические часы… Никогда прежде я их не слышала. Или не обращала внимания на их тиканье. Наверное, у всех нас они есть, но где были мои? Всю свою юность, лет до тридцати, я не вылезала с вечеринок и хохотала всякий раз, как кто-нибудь спрашивал, есть ли у меня дети. «У меня?!» – пораженно переспрашивала я. Сама мысль о том, что меня могут по ошибке принять за взрослую, повергала в шок. Если мои часы и тикали, я все равно не услышала бы их – слишком громкими были басы в динамиках на дискотеке.
Когда мне стукнуло тридцать, я впервые услышала часы – но не свои, а моих подруг. Все они беременели и обзаводились семьями. То у одной, то у другой появлялись дети. Это были волшебные существа, и от них вкусно пахло. Я любила всех детей своих подруг, а нескольким из них стала крестной матерью. Но своих мне пока не хотелось.
Одна из близких подруг, рассказывая о своем внезапном желании иметь детей, сравнила его с цунами, которое накатило с такой силой, что у нее перехватило дыхание. Другая подруга (первая из нашей компании, которая стала матерью) взяла с меня обещание: если к сорока годам у меня не будет собственных детей, она поможет мне подобрать донора спермы и влить ее в меня при помощи спринцовки… Похоже, ей самой это предложение казалось совершенно нормальным, но у меня вызвало такое отвращение, что я потихоньку вычеркнула ее из своей жизни.
Единственное, что у меня было, – это тиканье сменявших друг друга дедлайнов. На исходе тридцати я, к своему удивлению, все еще не слышала тиканья, не ощущала цунами и не испытывала ни малейшего желания. Ни тика, ни така. Я ничего не имела против детей и даже была хорошей крестной всем своим малышам, но, как любой нормальный человек, когда они, навестив меня, уходили домой, благодарила Господа за то, что их можно было вернуть родителям. Я испытывала лишь облегчение от того, что мне не приходится жить в вечном хаосе, во всем себе отказывая. В своем тихом, спокойном доме я находила утешение, а не пустоту, как считала та самая подруга, что предложила мне попробовать спринцовку.
К тому же у меня не было мужчины – и это была важная деталь: вариант растить детей без партнера я даже не рассматривала. Такой сценарий – не для меня.