Я ахнула. Когда Гаэтано встал, высоко подняв руку, огромная птица расправила крылья, так, что они заняли в ширину весь коридор.
– Королевский орел! – произнес Гаэтано. – Нам пришлось взять его с собой – он у нас всего пару недель, и мне не хотелось оставлять его одного. Хочешь посмотреть?
– Да, пожалуйста! – сказала я, глядя на гордое создание, поворачивавшее голову из стороны в сторону и оглядывавшее всех своими бесстрастными желтыми глазами.
– Dai[131], – сказал Бернардо. – Вы пока полетайте, а я поставлю тортеллини…
Вслед за Гаэтано я вышла во двор. Иления с младенцем осталась помогать Бернардо, а остальные дети пошли с нами. Гаэтано посадил орла на место, а сам встал в самой широкой части двора. Велев нам отойти, он достал что-то из кармана и затянул шнурком. Я уставилась на предмет и вдруг поняла, что это дохлая мышь.
– Так, значит, у него и правда полные карманы дохлых мышей, – наклонившись, спросила я у сына Бернардо, и мальчик рассмеялся.
– О да! Это еще что! Ты еще не видела остального…
– Что, даже на Рождество? – спросила я со смесью веселья, восхищения и отвращения.
Алессандро опять рассмеялся:
– Гаэтано – он такой…
Гаэтано выпустил птицу, которая расправила свои огромные крылья и воспарила в небо, над деревьями, над виноградниками. Туман раннего утра рассеялся, и день стоял солнечный, хотя и холодный. Орел, облетев все вокруг, возвращался к Гаэтано, который размахивал дохлой мышью на веревке. Птица спикировала на приманку, пройдя совсем низко над нашими головами.
Я почувствовала дуновение ветра на лице от его огромных крыльев, услышала шелест перьев – и вот он уже во всей красе парил рядом. Гаэтано проделал этот трюк несколько раз, пока, наконец, величественная птица не приземлилась на его вытянутую руку. Держа руку высоко над собой, Гаэтано велел сыну Бернардо принести что-то со второго этажа, и, когда мальчик вернулся со второй кожаной перчаткой, спросил, не хочу ли я подержать птицу.
– А это не опасно? – спросила я.
Орел был огромным, больше ребенка Гаэтано, и я инстинктивно попятилась от него, от этих холодных глаз и острого, загнутого клюва. Но Гаэтано заверил меня, что все нормально, и я надела перчатку. Он подошел ближе и вручил мне тонкую цепь, другой конец которой был прикреплен к птичьей лапе.
– Держи свободно, а я передам тебе его, – велел он, и, когда я послушно взяла цепь, птица в один взмах крыльев переместилась с запястья Гаэтано на мое.
Я вытянула руку и посмотрела на орла. Он сидел неподвижно, лишь повернул голову, глядя прямо мне в глаза. Наши взгляды встретились, и я увидела, что он моргнул, оглядывая меня с ног до головы. Я стояла завороженно: никогда в жизни я не была так близко к чему-то столь дикому. Казалось, он оценивает меня – совсем как Антонелла при каждой нашей встрече. Итальянская птица, подумала я, когда Гаэтано забрал его. Эта невероятная встреча как будто зарядила меня энергией.