В основном, игрушки делали сами. Вырезали из бмаги гирлянды и, как-то хитро соединяли их. Красили разведенным в воде американским оранжевым стрептоцидом ватные морковки, этим же стрептоцидом, раскрашивали щеки и шубы у дедов морозов, которых ухитрялась мастерить из медицинской ваты мама. Из той же заветной коробки с игрушками доставали сохраненную от прошлогодних елочных конфет фольгу, аккуратно разглаженную и сложенную в стопочки. В фольгу заворачивали грецкие орехи, мандарины, райские яблочки, которые были и так хороши, тверденькие, красные, с кислинкой, но высшим шиком считалось укутать их в золотую фольгу.
Украшая елку, старались мы с сестрой, самое вкусное, повесить с тыльной стороны, с того краю, который упирался в соединение двух стен, образующих угол комнаты. В этом была наша хитрость, поскольку, именно туда, в угол заползали мы с сестричкой, скрываясь от родителей, там было наше местечко, в котором валялись на разостланных вытных одеялах укрытые, лежащими почти на полу мохнатыми ветвями – эдакая секретная от взрослых норка. Естественно, в этой норке, на расстоянии вытянутой руки развешивались все самые лучшие новогодние лакомства. Сюда же была проведена яркая, стосвечовая лампочка, размалеванная в разные цвета, акварелью или гуашью, при свете которой так уютно было рассматривать и читать, подаренные к Новому году замечательные книжки с картинками.
На этом месте я прерву свои воспоминания о прекрасном детском празднике, который всегда был и надеюсь всегда будет самым лучшим и самым радостным и у детей наших, и у детей наших детей… Правда, с грустью, а, впрочем, почему с грустью, чего грустить о бедности,– думаю не станут они переводить дорогой американский антибиотик на краску для носов дедушек морозов, не будут вырезать из рифленой скрипучей цветной бумаги, елочные гирлянды, не станут уворачивать в прошлогоднюю фольгу от конфет грецкие орехи не будут хранить десятилетиями елочные игрушки… Все у них будет не так, как у нас – праздничнее, новее, вкуснее… Только, ведь, и в том, как это было у нас была своя неповторимая прелесть!
Прервусь же вот по какому поводу. Некоторое время назад написала мне письмо читательница. Зовут ее Татьяна Майстренко. Поразило меня то, что жизнь наша с ней проходила по параллельным направлениям: улицы, дома, школы – все было похоже. В конце же своего письма она сказала,– Как жаль, что никто уже не ходит на минские катки, как жаль, что исчезла эта прекрасная зимняя традиция, чудесное детское развлечение. Я посетовал вместе с ней и она ответила, прислала чудесное письмо, в котором ее воспоминания, ее, девчачье, видение того, что было в нашем городе и, почему-то, исчезло. Меня так поразило и, признаюсь, умилило письмо этой девочки из моей юности, что я решил познакомить вас с ним, ничего в нем не меняя. Кто знает, не внесет ли это в мою книгу дополнительный штрих, не станет ли она нашей общей книгой, книгой общей памяти минчан послевоенного поколения. Итак: «Зимние школьные каникулы вспоминаются, как сплошной праздник…. Не забыть вставить письмо Майстренко…Пойду ли я туда с внуком, когда он подрастет? Сомневаюсь».