Везунчики живут, да еще как. Порой десятками лет, но их мало. Я вижу, что он говорил тебе тоже самое. Он не глуп, но и не особо умен. В самом укромном уголке еще горит надежда, и пока она горит тускнеющий мир для него не умрет. Он не перерастет в стабильное и яркое пламя. Он будет угасать, медленно и беспристрастно. Он угаснет, и ты снова останешься одна, либо угаснешь ты, и один останется он.
— Недолго? Кто ты? — спросил склонившись над головой старика, почти касаясь волос, Неизвестный. Его сердце, казалось, коснулась ледяная ладонь.
— Мир угасает, мир обреченный, таков он, наш мертвый мир — жидко сказал старик, и пошел вперед, настукивая себе дорогу тросточкой.
— Амалия вскрикнула. Яркая вспышка света, и тело старика упало замертво. На голову отвалился с потолка разорванный лист стали.
Оно еще пару минут содрогалось в конвульсиях. Мышцы от тока сводило судорогой, пока кожа не начала плавиться, и не слезла, оголив обугленное мясо и кости.
— Почему ты его не остановил? — сказала она в слезах.
— Я пытался… — развел руками Неизвестный, и она поняла, что он не врал. Их словно сковало, и они стали наблюдателями какой-то посторонней сцены. «У этого мира свои законы», — добавил Неизвестный после. «Некоторые непонятны мне и по сей день».
Амалия часто оглядывалась на обуглившуюся массу. А Неизвестный задавался вопросом. Он где — то слышал эту фразу… Мир обреченный…
Они подошли к лазу. Вытянутый туннель позади. Вот и путь на свет. Лестница, заканчивалась плотно закрытой крышкой люка.
Деревянные балки над головой располагались как спицы у колеса велосипеда.
Влажные и хрупкие — они составят не мало хлопот, пока он с Амалией будут подниматься наружу. Неизвестный расстегнул плащ. Из прослойки выкатился магнитный диск. Поглядев на Амалию, он передумал использовать лебедку.
Узкими полосками сквозь дырочки в люке пробивал себе путь свет, идущий с черно — коричневого неба.
Неизвестный остановил ее.
— Голоса.
— Я ничего не слышу.
— Тихо… Замри.
Неизвестный слегка закрыл уши руками и прикрыл глаза. Прошло минут пять, прежде чем он шелохнулся.
— Все в порядке. Там люди.
— Какие люди?
— Которые хотят нас проводить в дорогу. Ты ведь хочешь узнать скольким не безразлична твоя судьба?
— Я хотела кое — что спросить.
— Говори. Не съем.
— Тот старик, которого мы видели. Он сказал, что сейчас лето, но ведь это — не лето, это не может быть летом.
— Ты права, но он сказал это образно. Для обреченного мира это еще только лето. Самое страшное — осень и зима придут позже.
— А как вы поняли его слова?