Вот и подошли укротители рабов, но те сорвались с заготовленных заранее цепей, и бросились на укротителей. Чернокожий схватил за горло работорговца, и начал его душить. Развязалась давка.
Сторожевые башни тревожно зажгли огни, на стенах забегали люди, быстро хватая оружие, и спускаясь вниз.
Все они выполняли организованно и буднично.
Для них восстания — привычное дело.
Рабы уже прикончили укротителей, задушили работорговца и подкрались к Неизвестному, окружив его с Амалией плотным кольцом.
— Лучше не стоит — холодно проговорил он, заставив некоторых дрогнуть.
— Ты можешь быть лучшим мечом империи, но со всеми нами тебе не справиться — бесстрастно повернулся невысокий раб с трезубцем в руках.
— У вас мало времени. Нападете — задержитесь и прибежит стража, а это не сыграет вам на руку.
— Я пробью им тебе твое сердце, и ты почувствуешь, что чувствовали мы, когда Когти Вейти впивались в грудь нашим детям.
— Ближе, ко мне — тихо шепнул на ухо Амалии Неизвестный. И когда она практически к нему прижалась они прямо на глазах окруживших их рабов исчезли. «Колдовство!» — ахнули они. «Колдовство!» — сошло с языка раба. Расплакавшись, он бросил трезубец и сел на решетку. «Он слуга князя тьмы!» — с ужасом сказал чернокожий.
Когда свет не попадал на материал плаща теней, то человек вначале отображался как дымка, затем как едва различимые линии профиля, потом как призрак, пока маскировка не спадала. Однако, это происходило достаточно быстро. Как ни старались «кинжалы» замедлить процесс «проявления», им удалось растянуть его на пару минут. Их как раз хватало, чтобы скрыться.
Перед входом в приземистую гостиницу Неизвестный утонченным слухом услышал ругань, затонувшую в стуке прошедшей повозки. Амалия, к счастью, криков не уловила.
— Зайдем сюда.
«Этажом» ниже, чрез сетку Неизвестный заметил схваченных рабов, подпинываемых наемниками. А взгляды, которые его провожали говорили больше тысячи слов.
Гостиница была слишком полна — решил он. Налево — лестница с пьяницами, направо — зал с посетителями. Медленно подойдя к стойке, зашел за нее, оставив Амалию одну.
Едва неизвестный скрылся из виду, как на нее навалилась отдаваемая потом и спиртом волосатая «морда». «Кого-то ждешь киска?» Амалия хотела крикнуть. «Только мявкни», — прорычал он, и растянулся на полу. Кто-то «опрокинул» ему на затылок бокал.
Амалия спешно вышла из гостиницы, и натолкнулась на горсти нищих детей. Она оглядела содержимое своего рюкзачка, затем снова взглянула на них. Их не впускали в таверны и гостиницы, поэтому бездомные детишки вынуждены были ночевать под открытым небом на сырых сетках. Несуразные, пропитанные вонью, окутывающей нижние этажи, днем они выкарабкивались наверх, откуда их гнали в ночь. Изрезанные ладошки, сложенные лепестком просили милостыню, бросая отчаянный взор на мимохожих, но нередко их взгляд не тормозил, а, наоборот, прибавлял тем шагу, чтобы побыстрее выпустить из головы облики маленьких и голодных теней.