— Это… это мама вам посылает!
Я разжал пальцы и протянул на ладони мокрый сверточек Хюинь Тану.
Отец, наблюдавший, как один из партизан чистит ружье, при этих словах поднял голову.
— Выходит, это мать тебя сюда отправила? — удивился он и развел руками, словно призывая всех в свидетели. — Ничего не понимаю! Ведь никому даже словом не обмолвился!
Хюинь Тан между тем осторожно развернул мокрую бумагу и поднял вверх нитки и иголку, показывая всем:
— Вот что нам прислали!
Партизаны весело засмеялись. Хюинь Тан повернулся к моему отцу:
— Хозяйственная женщина! Понимает, что мы совсем оборвались, и посылает нам самые необходимые сейчас предметы!
Учитель Бай, отмахиваясь от комаров пальмовым листом, улыбнулся.
— Люди знают, что мы здесь, а ведь никто из нас им не говорил! Значит, лес не может укрыть нашу хижину…
— От глаз врага укрывает, — засмеялся Хюинь Тан, — а от своих чего же прятаться!
— Верно, — кивнул учитель, — все знают, что партизаны здесь, а враг этого не знает… Только народ может обеспечить нам победу!
— Верно учитель сказал! — наперебой заговорили вокруг партизаны.
Один из партизан, расхаживающий по двору, тихо и грустно запел:
Нависла над страной беда,
Поднялись все деревни, города,
Готов уж к бою милый отчий край…
Слова постепенно стихли и погасли в ночи. Голос неожиданно стал бодрым:
Смиренье иль отпор?
Сраженье иль позор?
— Какое еще там «смиренье», конечно, отпор! — вдруг возмутился старый дровосек. — Наша земля? Наша! Они ее отнять хотят, а мы еще «смиряться» должны? Не выйдет!
Я не отрывал взгляда от языков пламени, лижущих хворост, и не смотрел на старого дровосека. Но и не глядя я знал, что он вскочил и в запальчивости машет рукой, так сильно, что трясется его редкая бороденка. Взволнованный, полный прорвавшегося чувства, совсем другой голос напомнил мне его тогда в нашей хижине — жалко сгорбившегося, растерянного и грустного, и его смущенный смех.
— «Намбо — кровь от крови, плоть от плоти Вьетнама! Реки могут обмелеть, горы могут сгладиться, но эта истина никогда не изменится!» Президент Хо Ши Мин торжественно провозгласил это перед всем миром. Так думаем и мы с вами, сограждане. — Учитель Бай, сказав это, замолчал и посмотрел на знамя.
Вокруг стояла такая глубокая тишина, что было слышно, как стучит сердце у стоящего рядом. Ее неожиданно нарушили рыдания какой-то женщины, и сразу же то тут, то там раздались всхлипывания. Женщины, прячась за спинами друг друга, тайком утирали слезы. На высоком шесте развевалось красное знамя с золотой звездой, опаленное с одного уголка и прорванное в нескольких местах пулями. На нем играли блики костра.