Они шли по густому лесу. Ели, осины, сосны и березы стояли так тесно, что корни их вытесняли друг друга и лежали в траве неподвижными, словно припаянными к земле петлями. В лесных закоулках было сумрачно и тихо, и только плоские голубые лучи, пронзавшие листву, напоминали о том, что где-то за деревьями сияет солнце.
Степан Иванович тащил Никонова, раздвигая головой еловые лапы. За спиной у него болтались два автомата: один почти новенький, вороненый, а другой потертый, с поцарапанным прикладом. Новенький автомат принадлежал Никонову, а потертый — Степану Ивановичу.
То, что рана Никонова очень опасна, было известно им обоим, и оба они относились к этому с тем возвышенным спокойствием, которое свойственно только обстрелянным солдатам.
— Давай отдохнем, — хрипло проговорил Никонов и остановился.
Степан Иванович с беспокойством замечал, что после каждой остановки сдвинуть Никонова с места становилось все труднее.
— Надо бы идти, — сказал он, — командование ждет данных разведки.
— Скорее всего эти данные придется докладывать не мне, а тебе…
— Кто знает, может, дойдете… — просто и грустно сказал пожилой солдат, не желая оскорблять командира ненадежными утешениями.
— Может, дойду. А ну, все-таки, повтори.
— Есть, повторить, — послушно начал Степан Иванович. — К мосту через реку Тихая согнали женщин. Мост усиляют стойками диаметром примерно двадцать два — двадцать четыре сантиметра, после усиления по мосту свободно пройдет полковая артиллерия… В деревне Воскресенское в школе расквартирована пехота — во дворе сушатся шестьдесят две нижние рубашки… Вы слушаете, товарищ лейтенант?
Никонов молчал.
— Товарищ лейтенант…
— Ты, Степан Иванович, Наде сразу скажи, как ее увидишь. Без всяких выдумок и постепенной подготовки… Ни к чему это. Она все равно догадается.
— Я, товарищ лейтенант, врать неспособный, — хмуро ответил Степан Иванович.
Надя была лейтенант медицинской службы в той самой части, куда недавно прибыл из училища Никонов. Они оказались знакомыми еще «по гражданке». Решив не дожидаться конца войны, они поженились и, скопив офицерские пайки, справили свадьбу прямо в землянке, между двумя вражескими атаками.
— Что ты затосковал, Степан Иванович? — спросил после некоторого молчания Никонов.
— Вы бы лучше молчали, — ответил Степан Иванович, — тяжело раненым разговаривать не положено…
Отталкиваясь локтями от стволов, разведчики вышли на полянку, красную от земляники. Они молча прошли ее, давя ягоду, и снова углубились в сырые лесные сумерки.
— Ведь вот как нескладно получилось… — начал Степан Иванович. — У человека только жизнь начинается, а его в грудь, под вздохи. А я, как бы сказать, свое прожил — а меня в ногу. Правду говорят: пуля-то — дура…