Затем он снова позвал вахмистра, это был Мартен. Он должен был меня сторожить.
Я тогда еще пообедал с полицейскими, потому что днем и вечером мы всегда ели вместе. К вечеру начальник вернулся и снова меня вызвал. Мы стояли друг против друга, и я сказал:
— Господин начальник, вы мне обещали, что дадите мне возможность застрелиться самому.
Тогда он положил мне руку на плечо и сказал:
— Освальд, вы еще молоды, и вы смелый и толковый юноша. Вам уже дважды удалось избежать смерти, может быть, вам повезет и в этот раз.
Этого я не ожидал. Это была прекрасная реакция честного человека, находящегося в чрезвычайно трудной ситуации. Вдруг со мной что-то произошло, и я не знал, как мне реагировать на его слова. Я протянул ему руку и сказал:
— Благодарю вас, господин начальник!
Он тоже не знал, должен ли он пожать мою протянутую руку. Но затем он снова положил мне руку на плечо, пожал мою руку, повернулся и ушел. И опять приказал вахмистру присматривать за мной.
Я никогда больше не видел начальника полиции. Он был тяжело ранен партизанами и умер от ран, но это было много позже.
Подав мне руку и косвенно подтолкнув меня к побегу, он снова вселил в меня мужество и желание жить.
В этот вечер, около семи-полвосьмого, через два часа после ухода начальника полиции, во время ужина я убежал.
Люди не смогли сразу перестроиться и относиться ко мне как к преступнику… И пригласили меня к ужину — уже после того, как прочитали мое признание и узнали, что я еврей.
Мой побег я сумел обставить так: сначала я написал письмо в конторе, встал из-за стола, чтобы передать это письмо мальчику, убиравшему помещение. По крайней мере, я притворился, что собираюсь сделать это. Но в действительности мальчика уже не было. Я побежал по коридору, затем выбежал по направлению к полю. Дом стоял вблизи широкого поля. Я пробежал мимо троих полицейских, которые стояли там и разговаривали. Но они меня не видели, хотя стояли прямо передо мной, как бы составляя треугольник. Правда, эти полицейские были не из Мира, а из другого участка, но мы были знакомы.
Потом, когда я убежал уже довольно далеко, за мной погнались. Может быть, человек сорок. Верхом и на велосипедах. Я залег на только что убранном хлебном поле. Я очень быстро забрался в сложенные домиком для просушки снопы, кто-то уже пробежал мимо меня. Они заметили, что я не побежал дальше. Тогда они стали прочесывать поле, идя широкими рядами. И как раз когда они были в моем ряду — до моего укрытия было максимум 50 метров,— снопы надо мной повалились друг на друга, и тут я подумал: теперь я попался!