Нет, и нам не чужда мысль о «красоте развалин». Собственно, и ехал я в Израиль в надежде взглянуть на тех, кого она воспитывала от века.
«Он жил в стране чудес, у стен твоих, Сион»,— велеречиво примерил я к себе, глянув в первое иерусалимское утро из окон гостиницы «Zion» вниз, в провал пересохшей Кедронской долины. Называлась эта часть оврага геенной огненной, что было уже слишком.
Хотя достоверность иерусалимских святынь чувствуешь сразу. Настолько, что обе версии расположения Голгофы признаешь равно убедительными.
Я так и рассказываю в застолье: «В Иерусалиме две Голгофы. Обе — настоящие».
Не смущает даже то, что одна из них невидима, ее можно лишь осязать, просунув руку в дыру пола в Храме Гроба Господня. Однако ж к дыре для этого нужно протиснуться на коленях: над отверстием назидательно сооружено что-то вроде будки в треть человеческого роста. Так что хочешь быть Фомой, полезай удостовериться в чуде на коленях. Я не захотел. Не по гордыне, а потому что не нравятся мне все эти назидательные ловушки для испытания веры. Да и брюки мять тоже было ни к чему…
Странно, но впечатлила меня душевно как раз современность. Когда после самолета в сумерках мы въезжали в Иерусалим, впереди на перекрестке дорог показалась долгая, уходящая вдаль каменная стена с угадывающимися за ней силуэтами деревьев. Надпись на ней выложена крупными буквами, по-русски: САДЫ САХАРОВА. Лишь позже я узнал, что за их оградой — кладбище.
Из древностей впечатлен я больше всего другим садом — Гефсиманским. Может быть, потому еще, что и в нем удалось осязать нечто живое — двухтысячелетние оливы. Не удержался, сорвал на память веточку — и засушил. Вот она, лежит на столе, грозит рассыпаться.
В Израиле же я подумал: случится писать о путешествии — обрамление готово: между САДАМИ САХАРОВА и ГЕФСИМАНСКИМ САДОМ. Спрессованная история в одном очерке.
Получилось нечто иное.
Запечатлею на прощание это иное в виде картинки.
Когда Золотые ворота Иерусалима разверзнутся и в них появится Мессия, мир будет воистину потрясен: какой Он маленький! И выступит из Стены Уездный Сочинитель. С ангелочком Катей на крыле.
Андрей Битов
Рассказ «Похороны доктора» был начат под непосредственным впечатлением от смерти моей любимой родственницы Марии Иосифовны Хвиливицкой (1891—1969) и закончен лишь в 1978 году для пресловутого альманаха «Метрополь», 25-летний юбилей выхода которого был отмечен в начале этого года.
Книга «Грузинский альбом», куда был включен этот рассказ, не могла выйти в связи с разнообразными санкциями, которым были подвергнуты составители и участники альманаха вплоть до горбачевских перемен 1986 года. Но и в изданиях этого года рассказ был исключен: гласность еще не достигла еврейского вопроса. Лишь в 1996 году его удалось включить в книгу.