Потом мы поехали по вечернему редкому дождичку к знаменитому писателю Амосу Озу, который принял всю группу в гостиничном зале в городе Арад. Амос Оз, для тех, кто не очень знает,— прогрессивный израильский писатель, пожилой человек, борец за мир, автор нескольких романов и публицистических статей определенного толка.
Был чай и кофе. Оз был любезен и хорош собой. Воротничок белоснежной рубахи был элегантно выложен из-под свитера под подбородком. Оз сказал блистательный спич минут на двадцать, обаял всех, даже своих политических противников — Оз очень хорошо говорит по-английски, он из хорошего дома, но на этот раз он говорил на иврите. Я заметил юмористические нотки в его речи, и другие тоже заметили. Смеялись над услышанным, где надо.
— Я так и знал, что он окажется обаятельным,— сказал потом Найман.
Я опять подумал, что Анатолий Генрихович не только одарен и тоже, как Оз, хорош собой, но и обладает другими положительными качествами, помимо некоторых отрицательных качеств, без которых не обойтись.
Глазастая жена писателя Оза Нили сидела недалеко от Наймана и записывала каждое произносимое мужем слово на магнитофон, чтобы оно не пропало даром. Рядом с писателем сидел представительный переводчик Виктор Радуцкий и плавно переводил в обе стороны, помогая себе руками. Его лицо красиво двигалось согласно словам Оза.
Поэт Айзенберг молчал, только смотрел на происходящее. Кажется, ему нравилось то, что он видел. Он вообще был доволен своей поездкой, как и многие другие литераторы из России. Написал эту фразу и взял за нее всю ответственность на себя,— сужу по визуальным впечатлениям, которые не всегда совпадают, как известно, с действительностью.
Потом был ужин на веранде у Амоса Л. в селении под Нетаньей. Хозяин принес запотевшую водку, и гости, не стесняясь, выпили каждый по полстакана, закусив сушеными фруктами и орехами. Трое из присутствовавших гостей не пили вовсе, я помню их имена.
— Как у вас впечатления?— спросил хозяин по-русски без акцента. Он был доброжелателен, быстроглаз, непрост.
— Большие впечатления,— сказал Валерий Георгиевич.
— Не жалеете о приезде?
— Мы поступили безоговорочно верно,— сказал Валерий Георгиевич.
Все писатели кивнули в знак того, что согласны с говорившим.
В Тель-Авиве перед отлетом примерно в час ночи в гостиничном номере Арьева меня отозвал в сторону почти трезвый писатель и деловито сказал:
— А скажи, Мара, пожалуйста, где здесь писателей в сионисты принимают?
Я ответил ему, что вот если пойти прямо, то сразу за углом налево железная дверь в стене, «вот там». Но он туда не пошел, этот совершенно не циничный, искренний человек, выпивающий много и регулярно.