Достоевский (Агеев) - страница 3

На первую страницу
За правду, за рывок из тьмы,
За то, что в рабстве жить не смог,
Одно убежище — острог.
Где хлеб — с червями пополам.
Где жизнь — копейка, совесть — хлам.
Но здесь надеждою живут,
Что дальше смерти не сошлют.
Глава одиннадцатая
Случайность или же везенье
Найти знакомого в аду?
Он ждет в военном облаченье:
— Мой друг, кого я узнаю!
Вы — Достоевский, петербуржец?!
Писатель, автор повестей?
Не может быть! В оковах… Ужас!
Пять лет о вас уж нет вестей.
Какой удар же рок отвесил —
От молодости ни следа!
Я был присяжным на процессе
И вам сочувствовал тогда.
Вас бросили в дыру такую,
Чтоб не поднялись никогда.
Я вам свободу отвоюю
И буду другом навсегда.
Не бойтесь ничего, нас двое.
Сегодня же пишу друзьям.
Пойдемте же ко мне!.. Такое
Лишь отнесешь к волшебным снам.
Лежала впереди дорога,
Спасающая дух и плоть.
Но если кто-то верит в Бога,
То он поймет, что спас Господь.
Глава двенадцатая
В море выдвинутый форт
На болотах, на костях.
Балтику швыряет норд
По каналам, по гостям.
Волны-гостьи на Неве
Разбегаются, дробясь.
Люди голубых кровей
Шествуют, не торопясь.
Кто верхом, а кто в коляске
По булыжнику-граниту…
Точно в гоголевской сказке,
Город тайнами пропитан.
За фасадами домов,
За соборами, церквями
Щели проходных дворов
Смотрят страшными глазами.
Глава тринадцатая
Белые ночи — черные реки,
Улицы, фонари и аптеки.
Свет над мостом еле-еле теплился:
Здесь Свидригайлов вчера застрелился.
Мышкин к Рогожину шёл, торопясь.
Здесь обрывалась случайная связь.
За поворотом есть выход на Невский —
Тут иногда проходил Достоевский.
Вот и сейчас слышу чьи-то шаги…
Память и рифма, не трусь, помоги!
Глава четырнадцатая
Контракт подписан. Кабала!
И меньше месяца в запасе.
Теперь сгибаться у стола,
Теперь ты — раб, а раб безгласен.
Тихонько перышком скрипи,
Следи за оборотом слова.
Из неизвестности лепи
Роман для критики Каткова.
«Ах, если б сделать миллион!» —
Мечтал с досадой Достоевский.
И вдруг смятенный Родион
Раскольников пошёл на Невский.
Откуда, как и почему
Студент в оборванной шинели
Вдруг накрепко припал к тому,
Кто даже другом не был в «деле»?!
Ещё процентщица жива,
Ещё сюжет мелькает тенью,
Ещё не созданы слова
Для оправданья преступленью.
Но ясен нервный персонаж:
Таким он будет до признанья,
Пока тюремный экипаж
Не скроется в казенном зданье.
Глава пятнадцатая
Иностранцам мерещатся тайны:
Им Россию века не понять.
Так и Федор Михайлыч случайно
Стал загадкой, хоть мог и не стать.
Неошеллинги, Фрейды и Ницше
Толковали в своих сочиненьях:
Был ли он проявлением высших,
Тайных сил, или псих, к сожаленью?
Эпилепсию брали на знамя,
Обвиняли в ужасных грехах:
«Кровь сосал у младенцев ночами
Следующая страница