Пионер, 1954 № 06 (Журнал «Пионер») - страница 67

Всё препятствовало работе над оперой. В тот же год свалилась на него эта проклятая царская милость: Николай, пожаловавший поэта Пушкина званием камер-юнкера, вздумал осчастливить композитора Глинку должностью придворного капельмейстера. Возня с певчими поглощала уйму драгоценного времени. Стоило сесть за «Руслана», являлся дядька, унтер-офицер, руки по швам, и докладывал:

- Ваше высокоблагородие! Певчие собрались, вас ожидают.

А неудачи с авторами либретто?

И всё же он писал - урывками, жадно. Писал на людях, под шум разговоров.

«Руслан» закончен, идут репетиции, но и они приносят одни огорчения.

Оперу безжалостно кромсают, режут, калечат. По настоянию цензуры из первого акта выбросили хор к богу Лелю: нельзя-де воспевать языческое божество!

Вырезана и вторая песнь гусляра Баяна, написанная во славу Пушкина. Не пристало воспевать этого поэта в театре, где бывает Николай.

А мелкие неприятности?… Художник поссорился с директором, и это не замедлило сказаться на декорациях: замок Наины больше смахивал на казарму.

Но, может быть, дело не в декорациях, может статься, просто опера не удалась?


Эскиз декорации ко второму акту оперы N1. Глинки «Руслан и Людмила». Художник - К. Коровин.

«Руслан и Людмила» в постановке Государственного Большого театра. Руслан в пещере Финна.

Нет, неправда! Музыка «Руслана» хороша, взыскательный художник Глинка знает это. Силой подлинного вдохновения отмечены её страницы, да и пушкинская сказка сама просилась на музыку… Он, Глинка, верно услышал и передал то, что поёт в своих песнях народ.

Но театральная публика, приученная к слащавости и ложной пышности, не хочет простоты и глубины. Что ей до народной души? «Музыка кучеров» - говорят об его операх «светские» люди.

…С болью в сердце едет Глинка в театр. Второе представление «Руслана» принимают не лучше, чем первое.

Композитор прислушивается к толкам. В первых рядах передают друг другу шутку брата царя - Михаила: «Я теперь вместо гауптвахты посылаю провинившихся офицеров слушать оперу вашего Глинки, которого вы называете гением. И, представьте себе, наказание моё помогает - офицеры боятся его, как огня».

Музыка звучит светлая, искристая, живительная, кажется, что не слышать её могут только глухие. И все-таки зрители не слышат её и не понимают. «Руслана» поймут через сто лет», - говорит Глинка сестре.

Конечно, находились и тогда люди с чутким слухом и сердцем.

Но таких людей было немного. Умоляюще звучат слова писателя Одоевского, обращенные к современникам: «О, верьте мне, на русской музыкальной почве вырос роскошный цветок - он ваша радость, ваша слава. Берегите его, он цветок нежный, а цветёт раз в столетье».