Раныль думала, что ей всё мерещится. Ноги предательски подкосились, из-за чего девушка была вынуждена осесть на заснеженную землю. В районе Инсадон[1] всегда было многолюдно: приближающийся новый год будто разом свёл всех с ума — баннеры кричали о диких распродажах — ни одна женщина в здравом уме такое не пропустит. Витрины небольшого ресторанчика напротив были увешаны мелкими гирляндами, от которых у Раныль начинало свербеть в глазах — так ярко они горели. Двери податливо открывались под натиском рук, впуская всё новых посетителей.
Отец был в приподнятом настроении. Это трудно было не заметить — улыбка тянулась от уха до уха — особенно если дома тот бывал мрачнее тучи. Зрелище было довольно-таки странным: закатанные рукава рубашки, которые мать гладила до идеального состояния; расслабленно опущенные плечи; и преспокойно лежащий на столе телефон, на который дома тот обычно постоянно отвлекался.
Напротив отца, отвечая ему такой же широкой улыбкой, сидела женщина. Раныль сейчас едва ли могла вспомнить, как та выглядела; зато надолго запомнился отец, который в ту же секунду подался вперёд и присосался к ней губами.
Раныль резко отвернулась, не в силах больше смотреть на это. К горлу подступал тошнотворный ком. Хан чувствовала, как ей заботливо убирают волосы с лица, позволяя облёвывать улицу Сеула и дальше. Плечо крепко сжали. Раныль пообещала себе, что извинится перед Суён за испорченный аппетит и обязательно поблагодарит за поддержку. Позже. А сейчас надо было собрать себя в кучу заново.
Отца Раныль избегала — смотреть тому в глаза, будто ничего и не было, после всего увиденного казалось просто сумасшествием. А ещё девушка боялась, что сорвётся с цепи и выплюнет всё отвращение к родителю прямо в присутствии матери. Которая, к слову, ни о чем не подозревала.
Сказать ей обо всём для Раныль было подобно пытке. Каждый раз, когда Хан собиралась с мыслями и порывалась рассказать об измене отца, спотыкалась о взгляд матери, в котором была затаённая догадка.
Боже, пусть она узнает всё сама.
Раныль молилась всем известным богам. Скандалы родителей не прекращались. А отец продолжал постоянно исчезать за дверьми своего кабинета с крепко зажатым телефоном в руках.
— Ты всё верно сделала, что не сказала ей.
Девушка вздрогнула от пульсации в висках и спокойного голоса в голове, совсем позабыв, что сидит не одна.
— Думаю, твоей маме было бы в сто раз гаже, узнай она об этом от дочери, — напротив, развалившись в позе египетского сфинкса, за ней внимательно наблюдал Кай.
— Я тоже об этом думала, — кивнула девушка медленно, — В любом случае, теперь это уже не важно.