Чонин выдыхает и всё ещё смотрит недоверчиво. Он никогда не видел Меченого человека и не имеет понятия, как с ними обращаться. Ещё более непонятней, откуда она это знает?
И, словно прочитав его мысли, она объясняет:
— Твоя мама много говорила со мной, пытаясь пробудить, пока ухаживала за мной.
И пожимает плечами.
— Ничто, в принципе, не может заставить меня в тебя влюбиться насильно, Чонин. Уже не может, — качает она головой. А потом делает то, чего Чонин боялся хотел больше всего.
Подсаживается ближе.
Кладёт свою совсем-совсем холодную ладонь поверх его, в противовес, горячей, что простыне под ней в пору бы загореться.
А потом смотрит так призывно-отчаянно, что Чонин понимает дальше всё сам.
Он бережно, словно она может сломаться из-за любого нелепого движения, кладёт её руки себе на плечи, притягивает к себе за талию, так чтобы она удобно умостилась у него на коленях и зарывается носом ей в шею. На инстинктивном уровне безошибочно находит поставленную собой метку и прижимается к ней горящими губами. Раныль тяжело выдыхает и крепче хватается за его плечи.
— Прости меня.
— Тш-ш-ш. Ты не сделал ничего плохого. Ты спас меня. Нас всех.
Чонин издает нервный смешок, ни разу с ней не соглашаясь.
— Хватит себя винить. Имей ввиду, мы теперь связаны намного крепче, чем ты думаешь. Всё, что чувствуешь ты, передаётся и мне. И прямо сейчас мне больно.
Она сжимает своими ладошками его лицо и ловит надломленный взгляд карих глаз. Чонин слушает её слова, пытается их принять и старается думать меньше, на самом деле. Поворачивает голову вправо и целует её ладонь.
— Хорошо.
А потом притягивает к себе и целует. У Раныль разом отнимается воздух из груди, взрывается целая вселенная внутри и это неконтролируемое желание целовать Чонина вечность…
У неё холодные ладони, но горячие губы и тёплый язык. Чонин сжимает девушку в руках сильнее, чем следовало бы, и он потом обязательно попросит у неё прощения за эту грубость, но сейчас он просто не в состоянии выпустить девичье тело из кольца своих рук, отпустить её губы. Но Раныль, его девочка, льнёт ближе, просит больше, и сил терпеть, если честно, больше нет.
Чонин ждал слишком долго. Раныль, кажется, ждала не меньше.
— Каким надо быть придурком, чтобы лишать себя этого так долго, — хрипит Чонин между поцелуями, а Раныль улыбается бесконечно счастливо и лишь пожимает плечами.
Действительно, каким же?