— Пока вы танцевали, все остальные сгорали от зависти, — хихикнула дочь старосты. — Кроме меня, конечно. Я, так уж и быть, великодушно уступлю тебе этого молодчика.
Гвендолин прижала ладони к заалевшим щекам и вспомнила вдруг, какой маленькой казалась ее рука в руке Криспина.
— Не смущайся! — подбодрила Джесмин. — Для чего еще нужны танцы? Погоди, сейчас игры начнутся, вот там…
— Игры? Нет-нет, я пойду! Прости, устала что-то, и голова разболелась…
— Бросаешь меня? Ладно. Но тогда я подыщу тебе провожатого.
Не слушая возражений, Джесмин юркнула в гущу гостей и вскоре вернулась, приведя с собой того самого молодого человека, с которым танцевала Гвен.
Вопреки опасениям Криспин Дэй совершенно не выглядел расстроенным оттого, что его отправили с праздника провожать пожелавшую вдруг уйти гостью. Он сказал, что не силен в играх, и, хоть Гвендолин в это не поверила, ей было приятно, что молодой человек предпочел ее общество развлечениям.
Дорогой она немного узнала о нем. Объяснились и правильная речь, и манеры фермерского сына: оказалось, что он долго жил в городе, где учился на часовщика.
— Вам удалось выучиться? — полюбопытствовала Гвен.
— Почти, — хмыкнул он. — Почему-то все представляют себе часовщиков чудаковатыми старцами с нечесаными бородами и неохотно идут с просьбами о починке часов к молодому мастеру.
— Понимаю, — улыбнулась Гвендолин. — Школьных учителей обычно тоже представляют людьми в летах. Но это — временные трудности. Еще лет десять, и я буду полностью соответствовать общепринятым представлениям об учительнице.
— Что же, вы всю жизнь собираетесь здесь преподавать?
— Возможно, — ответила она уклончиво. — А вы… скоро уедете? Джесмин сказала, вы тут затем, чтобы продать дом родственника.
— Может быть, и задержусь на какое-то время, — чуть понизив голос, как заговорщик, проговорил Криспин, и Гвендолин не удержалась от взгляда в его сторону. — Пока мне здесь нравится. А вам?
— Что? Да. Да, я понемногу осваиваюсь, — вздохнула она. Не рассказывать же о том, что здание школы нуждается в ремонте, вместо любимых бисквитов к чаю подают в лучшем случае хлеб с вареньем, а умываться приходится едва теплой водой, потому что у Талулы вечно не хватает терпения нагреть ее до нормальной температуры.
— Но вы ведь привыкли к другой жизни? — проницательно поинтересовался новый знакомый, и щеки Гвен вспыхнули то ли от его догадливости, то ли оттого, что он подошел чуть ближе и сейчас почти касался ее рукавом.
— Я знала, что пансион — не навсегда, — ответила она, справившись со смущением. — Кроме того, у меня нет семьи. Значит, я должна стать самостоятельной.