— Вижу, что ждешь! — буркнул недовольно дед Федор, оставляя свой сучковатый костыль в углу. Прихрамывая, прошел к столу, коротко попросил Акулину:
— Собери, что-нибудь пожрать… — глаза Подерягина скользнули по своей одежде, и только сейчас, при свете керосинки, он рассмотрел, что вымазался, как черт. С грязных сапог, мокрая земля отваливалась комьями, оставляя по дому за собой широкий след. Сердце испуганно ухнуло куда-то в пятки. Он повел шей, так словно воротник косоворотки неожиданно стал ему мал.
— Так… где был, родственник? — еле ворочая языком, спросил Полухин, наклоняя голову, как можно ближе к деду. В лицо Федору ударил стойкий запах бурачного самогона и едкого перегара.
— С Сенькой Косым в карты играли… — осторожно ответил Подерягин, откусывая огромный огурец-переросток.
— А грязный чего? — при всем своем пьяном виде, взгляд Василя был изучающим и хитрым. Почему-то деду Федьки показалось, что он больше прикидывается пьяным, чем есть на самом деле. И прекрасно видит и его испачканную косоворотку и заляпанные грязью штаны с сапогами.
— Ночь на дворе…Упал в потьмах! Сам знаешь, что нога у меня…
— Ну-ну…Упал значит? — Василь налил себе еще самогона и залпом опрокинул в себя. Выдохнул, занюхивая рукавом кителя.
— Упал! — подтвердил дед Федор, понимая, что Петькин кум вошел уже в такую стадию опьянения, когда все кажется враждебным и подозрительным, а окружающие тебя люди непременно становятся врагами и предателями. — А эти зачем привел? — кивнул он в сторону немцев, плохо понимающих, где они находятся. Один из них периодически что-то вскрикивал на немецком. Подерягину еле удалось разобрать что…
— Russische Partisanen! Offenes Feuer! (Русские партизан! Открыть огонь!) Feuer! (Огонь!)
— Что он бормочет? — кивнул на него Василь. — Кричит чего-то весь вечер…ничего не пойму!
— Говорит, что тут русские партизаны и по ним надо открыть огонь… — напрягся дед Федор, переводя. Когда-то давно он учил немецкий, но это было в другой жизни, Джо революции.
— Ты и немецкий знаешь! — уважительно покивал Полухин. — Иди ко мне переводчиком? Я тебе оклад положу…
— Зачем ты их привел? — повторил свой вопрос Федор, не обращая внимания на пьяный треп кума.
— Жить у тебя будут! — засмеялся бургомистр.
— Кто?
— Они… — махнул рукой в сторону немцев Василь. — А что не так? Боишься чего?
— Чего мне бояться? Сам знаешь, какие у меня непростые отношения с советской властью были…Но баба у меня в доме, кума твоя! При живом-то муже…Что люди скажут?
— А не хрена они не скажут! — рассмеялся Василь. — Скажут, как я решу! Я теперь тут главный! А баба да… — он осоловелым жадным взглядом оглядел статную фигуру Акулины, сидящей тихонько в углу. Причмокнул губами, с трудом повернувшись снова к деду, отводя взгляд.