Именно здесь вот уже несколько лет негласно конструировалась гигантская по своему значению, как воздух необходимая России крестьянская реформа, и Николай Николаевич Муравьев на этот раз прибыл с очень конкретными соображениями на сей счет. За те несколько месяцев, что он исправлял должность губернатора в Туле, ему удалось окружить себя группой помещиков, готовых к обсуждению вопроса об освобождении крестьян. Образ погибшего на Сенатской площади, но успевшего перед смертью дать вольную всем своим крепостным генерала Милорадовича[75]во всей его блистательной военной и гражданской славе, разумеется, был сильным подспорьем в этой работе, однако от самого Муравьева требовалось много такта, ума и осторожности, чтобы не оказаться вдруг поперед повозки. При всем понимании назревшего в определенных кругах в Петербурге интереса к разрешению крестьянского вопроса он отдавал себе отчет и в том, что губерниям нелегко будет даже просто качнуться в эту сторону. Собственно, поэтому, насколько он понимал, именно ему с его кавказскими навыками неофициальной дипломатии была доверена в управление Тульская губерния. Впрочем, оставалась вероятность еще и того, что, по мнению неких влиятельных лиц, Николаю Николаевичу требовался всесторонний административный опыт. В ближайшем будущем, опять же с точки зрения этих лиц, подобный опыт мог оказаться ему очень полезным.
Так или иначе, сегодня этот аспект его деятельности, связанный с подготовкой крестьянской реформы, не являлся, как подсказывало ему чутье, главной причиной приглашения в салон великой княгини Елены Павловны. И он сам, и его старый армейский товарищ Зарин, и моряк Невельской были собраны тут по другому и, судя по всему, не менее важному поводу. Когда в комнату к ним в сопровождении хозяйки вошел Лев Алексеевич Перовский, Муравьев окончательно уверился в своей правоте. Занимая пост товарища министра уделов, Перовский самой своей должностью был призван к зоркому наблюдению за полной сохранностью крепостной системы. Ведомство его занималось имуществом и делами исключительно одного семейства и учреждалось Павлом I в свое время «для удовольствования происходящих от крови императорской родов всем нужным к непостыдному их себя содержанию». Сотни тысяч крепостных, принадлежавших дому Романовых, именовались удельными крестьянами, а «непостыдное содержание», которое они должны были обеспечивать царскому дому, низводило их самих до положения и достоинства рабочего скота, в то время как государственным крестьянам, платившим налоги в казну, жилось не в пример легче, и самым страшным кошмаром для них было одно только предположение о переводе их в разряд удельных. Помимо неустанных трудов по выжиманию прибыли из живых человеческих душ, Лев Алексеевич был министром внутренних дел Российской империи, а также персоной, осиянной личным благоволением императора. К Николаю I в кабинет он мог войти запросто, без доклада.