Однако Невельской на этот счет мыслей никаких не имел. Все его чаяния устремлялись теперь к одному.
— Напуганы, не напуганы — это не со мной обсуждать. Я должен их видеть немедля.
Когда мастера услышали предложение Невельского, все предыдущие их опасения за свою безопасность показались им детской шуткой.
— Нельзя плоское дно, Геннадий Иванович, — взмолились они. — Океанских судов без киля не бывает. Опрокинется этот утюг. Два океана не перейти ему ни за что в жизни.
— Это уж не вашего ума дело.
— Да как же не нашего? Вы там с командой быстро себе потонете, а нам на каторге медленно умирать. Супруги наши с детьми малыми по миру побираться пойдут… Нет, не согласные мы. Сам такое придумал — сам и строй себе транспорт.
— Построю, — отвечал Невельской. — Всю жизнь потом локти кусать будете, что не стали со мной работать.
— Не будем, Геннадий Иванович.
— А я говорю — будете.
Время — он едва не физически чувствовал это — уходит, золотое, невозвратное. И все же севастопольских корабелов неволить не захотел. Понимал, что стоит ему глазом моргнуть — и построят они транспорт какой угодно конструкции, но судно это уже сейчас для него было живым существом, а значит, и создавать его требовалось как существо живое. Из-под палки такого не добиться никогда.
— Построим на другой верфи, — сказал он господину Семенову, буквально через полчаса усаживаясь опять в свой экипаж.
— Постойте, Геннадий Иванович… Вы же только приехали…
— А теперь уезжаю. И не надо отправлять со мной ваших головорезов. Они у вас не выспались вон совсем.
Под перестук огромных колес по городскому булыжнику он снова вспоминал речное мелководье, где провалился под лед, удивительную красоту Авдотьи Ильиничны и собственное свое тогдашнее озарение касательно плоского днища. Именно там, именно в ту минуту ему стало совершенно ясно, что ни одно судно с обычным килем шансов на вход в устье Амура, перекрытое мелями, не имеет.
Вопрос оставался — как дойти?
— Вот именно, — пробурчал морской министр Меншиков, переводя хмурый взгляд с вице-адмирала Литке на вытянувшегося рядом с его креслом маленького рябого капитан-лейтенанта. — Перетопите по дороге всю команду, и не будет вам никакого Амура.
— Не перетопим, Ваша Светлость, — тут же отозвался рябой.
— Дражайший Александр Сергеевич… — начал было Литке, стремясь, очевидно, отвлечь на себя внимание царедворца от своего порывистого подчиненного, однако министр слушать его не стал.
— Это откуда такая уверенность? — чуть насмешливо спросил он у капитан-лейтенанта, имени которого не счел пока нужным запоминать.