— В каком случае, милый? — осмелилась подать голос Катрин.
Этот простейший вопрос поверг Муравьева в отчаяние. Он понял, что не условился с Корсаковым ни о каком сигнале касательно исхода дела. А значит, ожидание затягивалось до тех пор, пока не вернется его офицер.
Денщик догнал генерала только на берегу.
— Сапоги, ваше превосходительство! — задыхаясь, прокричал он.
— A-а, чтоб тебя! — Муравьев только сейчас заметил, что умчался из дома босиком.
— И на щеках мыло…
— Оставь! — оттолкнул заботливую руку с полотенцем генерал, принимаясь натягивать принесенные сапоги.
Справился он только с одним. Узкое голенище второго никак не хотело пропускать в себя нервную генеральскую ногу и в конце концов было с позором отброшено в густые заросли лопухов.
— Ваше превосходительство!
— Уйди! — заревел на денщика Муравьев, бросаясь к стоявшему наготове вельботу с «Иртыша». — Давай, братцы! Греби, родненькие!
В сердце у него еще поднимало змеиную голову опасение за ту исключительно неловкую ситуацию, которая ждала его на борту в случае неудачного исхода, но весла уже пенили воду, и мичман, сидевший на корме, уже отсчитывал мерным голосом ритм:
— И раз! И два!.. И раз! И два!..
Скоро самый зоркий матрос разглядел на «Байкале» какую-то суету.
— Руками машут, ваше превосходительство, — указал он вперед.
— Как машут? Почему машут? — привстал с мокрой банки Муравьев.
— Не могу знать почему. Даже на вантах.
— О, Господи… — замирая сердцем, проговорил генерал. — Неужели все-таки… А ну, покричи им!
— Что покричать?
— Спроси их!
— Что спрашивать, ваше превосходительство?
Вместо ответа Муравьев сам для чего-то замахал руками над головой и, не помня себя, не в силах уже терпеть, крикнул в сторону корабля:
— Нашел?!
С борта что-то закричали в ответ, но разобрать слова не было никакой возможности.
— Что?! — срывая голос, продолжал Муравьев. — Не слышу!
Ответный крик снова унесло ветром.
— Тихо! — заревел генерал на гребущих матросов. — Стой!
— Весла на валек! — звонко отдал команду мичман, удивительным каким-то чутьем уловив торжественную неповторимость момента.
Все весла взмыли вертикально вверх над вельботом, и тот ощетинился ими, словно неизвестно откуда выросший посреди моря небольшой лес.
Муравьев поднялся на ноги. Вельбот стоял ровно, почти не покачиваясь на едва заметной волне. Наступила полная тишина, в которой слышалось одно усталое дыхание матросов. Огромные сверкающие капли, казалось, тоже замерли на веслах, не спеша падать, и звуком своего падения разбивать эту невероятную тишину.
— Сигналят, ваше превосходительство, — негромко сказал мичман, глядя на разноцветные флажки, побежавшие вверх по флагштокам.