Рыжий думает: ёб твою мать.
Хэ Тянь наклоняет голову и переводит на него прищур тёмных глаз:
— Привет.
Он чувствует себя идиотом.
Тем самым единственным парнем, которому не сообщили о розыгрыше, а теперь он таращится на Хэ Тяня, сидящего на своей любимой лавке напротив «Тао-Тао» и понимает, что мысли застряли в мозгах, а слова — в глотке. Как косточка, перекрывшая доступ кислорода. Рыжий вот-вот начнёт задыхаться.
— Хэ Тянь! — восклицает Ван. — С возвращением! Йонг говорил, что ты приедешь на этой неделе, но не упоминал, когда именно.
— Спасибо, конфетка, — сладко улыбается тот, и Рыжий торопливо отводит глаза. Судорожно надеется, что это не выглядело слишком палевно. — Самолёт приземлился пару часов назад. Я успел только вещи домой завезти.
Сучий Йонг ни хуя ему не говорил.
Йонг — придурок, который вываливает информацию сотнями тонн за раз, который вообще не фильтрует её. Он никогда не говорит о самом, сука, важном, зато о херне может заливать часами.
— А что ты здесь делаешь? — Ван словно не замечает Рыжего, статуей застывшего по правую руку от неё. Просто приветливо улыбается. Это какой-то из видов искусства.
Идеальный человек для маскировки чудовищной неловкости. Ван нужно брать на политические переговоры враждующих стран — она будет мило беседовать с оппонентами в перерывах между нажатиями на красную кнопку запуска ядерных ракет.
— Жду своего друга. — Взгляд Хэ Тяня держится на ней, но Рыжий костями чувствует, о ком он говорит. — А… вы?
— Просто гуляем.
— Просто гуляем, — с выражением повторяет Хэ Тянь, растягивая губы. Циркач, блядь. Рыжий сжимает челюсти.
— Меня подруга ждёт у фонтана. — Ван показывает рукой в глубину парка. Туда, куда ведёт главная аллея. — Гуань пообещал провести меня. Хочешь с нами?
— Ну, раз Гуань пообещал, — с притворной серьёзностью произносит Хэ Тянь, и Рыжий застывает, словно азотом обливается, как только слышит собственное имя, произнесённое этим голосом. В животе медленно затягивается здоровый и скользкий узел. — Тогда не буду вам мешать. Третий, знаешь, лишний, конфетка.
Ещё немного, и он сам подавится собственным ядом. Сволочь. Нарванный хрен. Чтоб его.
— Пошли, — глухо бросает Рыжий, рывком отворачивая голову. Придерживая Ван за плечо и подталкивая в противоположную сторону.
Идём же, ну.
Шевелись.
— Была рада повидаться, Хэ Тянь! — улыбается Ван на ходу, через плечо.
Рыжий не оборачивается, но чувствует тяжёлый взгляд, вдавливающийся ему в спину.
В башке колотилка — в основном из матерщины. Как будто кто-то бросил в пустую банку несколько камушков и теперь размахивает ею из стороны в сторону, а камушки бьются и бьются, и бьются о стенки.