- Ну, а что толку? - возразил кто-то с горькой насмешкой. - Всё равно, покуда наш брат, хрестьянин, ложку из-за голенища вынет, князья-бояре весь кисель расхватают.
Послышался общий хохот:
- Это уж так!…
- Это истинно! Работному люду ничего не достанется!
И сам собою разговор свернулся на надвигающийся голод.
- Да-а! Ещё урожай обмолотить не успели православные, а купцы уже по восьми кун за одну кадь ржи берут! Как дальше жить будем?
Эти последние слова произнёс дородный дружинник - светлобородый силач, пышущий здоровьем. Несоответствие его внешности со словами о голоде вызвало у некоторых невольную шутку:
- Гляди, Иван, как бы ты от голоду не отощал вовсе: уж и так одни кости да кожа!
Воины засмеялись.
Однако дородный воин отнюдь не смутился этим и скоро заставил замолчать насмешников.
- Правильно, - спокойно возразил он. - Я-то не жалуюсь: сыт-питанен. Мы, дружины, на княжеских хлебах живём, - нам и горя мало! Ну, а старики твои, Митрий, или там сестры, братья, суседи?! А?! Замолк, нечего тебе сказать! А вот мне об этих днях из нашей деревни весть прислали: пишут, что сильно голодают в нашей округе. Уж траву-лебеду стали к мучке-то примешивать. Ребятишки пухнут от голоду. Старики мрут…
Его поддержали: / - Что говорить! Худо простому люду живётся под боярами и под татарами! А хуже нет голода!
Разговор пошёл горестный, тяжёлый.
Но как раз в это время воинам поспел ужин, и все принялись сперва за горячий кулеш, а потом - за баранину.
Гаврила Олексич положил на большую лепёшку, как на блюдо, сочнорумяиый большой кусок жаркого и подал Гриньке.
- Кушай, кушай, отрок! - ласково сказал он, погладив его по голове. - Уж больно ты худ, набирайся сил, кушай!…
Сам он тоже взял добрый кус барашка, сел рядом с Гринькой под сосну и принялся есть с той отрадной для глаза мужественной жадностью, с какой вкушает свою заслуженную трапезу пахарь и воин.
- Ешь! - ещё раз сказал он мальчику. - Хочешь воином быть добрым, - ешь побольше! От еды сила! - наставительно пояснил он и ласково подмигнул Гриньке.
Увидав своего витязя-друга в таком светлом расположении духа, Гринька вполголоса сказал ему:
- Дяденька Таврило, а потом расскажи мне про Невску битву.
Олексич хмыкнул и усмехнулся:
- Да ведь уж который раз я тебе про неё рассказывал. Поди уж, затвердил всё наизусть. Ну, ладно, отужинаем - там видно будет!
Такой ответ означал согласие. Сердце Гриньки трепетало от радостного ожидания, хотя и впрямь уже который раз носился он мысленным взором над Невским побоищем, слушая рассказы своего друга!
Едва только задружил Гринька Настасьин с Гаврилой Олексичем и едва только узнал от людей, что это тот самый Олексич, так покою не стало витязю от настойчивых просьб мальчика: расскажи да расскажи, как били шведских рыцарей на Неве.