— Лично для вас! — чуть ли на всю площадь отчеканила Лена, да так, что даже утки в митрополичьем пруду обратили на неё внимание. — искусствовед и культуролог назовут вам двадцать девять видов крестов. От египетского с петлёй сверху, анх называется, до иерусалимского с четырьмя крестиками в углах и новгородского с солнечным кругом… Грамоте, надеюсь, обучены?
— Ленка, не хами тёткам, — усмехнулся напарник, — оставь яд для дядек.
Галерея для бега с палашами, где прятались общественник Бунша вместе с приятелем Антона Семёновича Шпака, сияющая свежей побелкой и тесная от любителей selfi на палке, залитая ликующим солнечным светом, да останется она в нашей памяти как кладовка хорошего настроения. Усталые и опустошённые, плюнем с презрением на искусственный мрамор турецких гостиничных холлов, когда есть такое всего в двухстах верстах от Москвы! Не во временных картонных декорациях, именно здесь и снимались сцены со шведским послом в белом крахмальном воротнике, блюдом с баклажанной заморской икрой. Могучий, светлый, как богатырь на коне, возвышается над бывшей торговой площадью собор Успения Богородицы. А внутри… Витые колонны, восстановленная ангельская роспись, деревянный иконостас. Чуть дальше, ближе к пруду… Горячий сбитень на меду с травами согреет лютой студёной зимой, ободрит зелёною промозглою весной, освежит алым летом.
— Жалеешь, что нет фотоаппарата? — сняв её на смартфон, Михаил не стал возражать, когда задумавшая новую игру артистка вывесила свой смех на фоне огромного колокола на страничку в социальную сеть.
— Бывала тут неоднократно, а ведь ещё и ещё раз тянет. Про Ярославль помню меньше — площадь перед областной администрацией и ульи во дворе Спас-Преображенского монастыря. Ты разрешишь мне слазить на звонницу?
Попробовал бы он не разрешить. И лишь успевал изумляться, сколько ещё урановой руды, или на каком она там ещё секретном топливе, содержат закрома этой авантюристки. Чёрные кудлатые тучи ползли от храма Николы Рубленого к волжской стрелке с цветочным гербом-медведем, провисая едва ли на золотые кресты маковок. Зонта у путешественников по эпохам, ясное дело, не было предусмотрено. Едва на город упали первые тяжки капли ливня, платиновая блондинка сдёрнула косынку, встала под молоденький каштан и подняла глаза к небу. Что шептали её губы, пока пальцы чертили в воздухе кресты и круги, какая первобытная сила стянула беременные влагой тучи назад на северо-запад, каких языческих богов она умолила о помощи, кто же дознается. Но именно эти секунды останутся в его памяти на весь век, что ещё отпущен солдату: прядь пепельных волос, вьющаяся на груди знаком вопроса, голубые глаза, что в этот момент кажутся почти чёрными из-за тени грозового неба и её лицо, дорогое ему лицо, обращённое к неведомому.