В номере не хватало только шкуры зебры или льва на полу, остальное все было. Я даже не знаю, как описать этот номер, в общем, можно было снять в нем голливудский кассовый фильм про каких-нибудь королей. Он был полон дорогущих декораций, самых настоящих: картины, серебряные канделябры, зеркала повсюду и другая красивая утварь, создававшая пафосность и роскошь. Кровать размером с футбольное поле так и шептала: «Эй, детка, ты живешь скучно, здесь проходят невиданные оргии». Возможно, мои несовершеннолетние девчата принимали участие в одной из них, это нужно было проверить. Я вынесла постановления о назначении судебно-медицинской экспертизы, на предмет целостности девственной плевы и повреждений в области заднего прохода. Из семи девочек только одна оказалась девственницей — тринадцатилетняя, остальные уже были «с опытом», несмотря на то, что им пятнадцать и шестнадцать лет. Изнасилование их Микаэлем они отрицали, действия сексуального характера — тоже. Они твердили все как одна: «Он только снимал на фотоаппарат и получал удовольствие именно от этого». Ну конечно, он же гей.
Мне пришлось вернуться в свой город и назначить аналогичную судебно-медицинскую экспертизу. По итогу все мои девочки оказались девственницами, но глаза Тилы выдавали что-то. Она хитро улыбалась, взгляд маленького чертенка дал мне понять, что между ней и Микаэлем точно что-то было. Пришлось пойти на хитрость: я обманула Микаэля, убеждала, что Тила мне все рассказала, но он стал отрицать и Господом клялся, что понятия не имеет, о чем идет речь. Тогда я прибегла к другой уловке, стала обманывать Лину, что он все рассказал. Сначала Лина расплакалась, испугавшись маму, но мама пообещала, что ничего ей не сделает, после Тила все-таки сдалась и начала рассказывать взахлеб, как ей было хорошо с Микаэлем. Рассказывала, как он ласкал ее и шептал на ломанном русском, говорил, что восхищен молодым, нежным телом и называл ее самыми красивыми словами. Этот чертенок и правда был очень красив. Ее огромные глаза, ангельский взгляд, перераставший в пожирающий кошачий, вызывали страсть в нем.
Как выяснилось, он не проникал в нее половым членом. Мама обрадовалась, хотя на ее месте я бы все-таки расплакалась. «Дочь не познала, что такое оральный секс» — так думала мать, однако мы до конца не знаем, может, Лина его выгораживает. Она стала говорить, что тот ее любит, говорила, что тоже полюбила его, что уедет с ним за границу и будет с ним жить. Мужчина не сказал ей ни о ребенке, ни о супруге, ни о том, что он вообще гей. Он не говорил ей об этом, он обманул девочку, от нее ему нужна была только фотография, фотография юного тела. Мама стала объяснять своему ребенку, что в раннем возрасте этим заниматься плохо, что она еще маленькая, что иностранец обманул ее, но та не сдавалась и слушать не хотела ни маму, ни меня, ее психика не воспринимала ничего. Тила вбила себе в голову, что где-то там за границей ей будет с ним хорошо, она станет известной моделью.