– Что случилось? – тихо прошептала мадам де Фрейз, бережно положив пальцы ладонь управителя.
– Я не хотел говорить, но…в Ливии назревает мятеж. Как тебе известно, эта страна также принадлежит к владениям нашего султаната. Повелитель желает, чтобы я отправился туда. Я ведь не только господин гарема, но и государственно-политический деятель. Мне нужно усмирить непокорное племя, поскольку повстанцы могут начать грабить и Тунис.
Дочь герцога невольно покачала головой: – О чем ты говоришь? Куда ты уедешь? А я? Что будет со мной? Ты подумал об этом? Как я сама останусь в гареме, где на каждом шагу мне будут напоминать, что я лишь низкая рабыня? – в голосе женщины послышались обидчивые нотки. Слезы стояли в глазах, не позволяя выбраться наружу резким чувствам.
– Я все отлично понимаю, не хуже тебя, Арабелла. Но выхода нет. Мы все пострадаем, если восстание не усмирится. Пойми, есть дела важнее…
– …меня, – закончила фразу девушка, гордо вскинув подбородок. Сейчас ей хотелось выглядеть самостоятельной дамой, той, которая сама сможет постоять за себя. Но понимание правды лежало тяжким бременем на юных плечах. Взгляд француженки упал на рабынь, которые, закутавшись в паранджу, шли за караваном по острым камням: – Такой доли ты мне желаешь? – усмешка была подобна жалкой улыбке, которая едва заметно проскользнула по губам мадемуазель.
– Эти несчастные – никто. Запомни это, девушка. С рабынями ты себя не равняй.
Слуги поставили палатки для ночлега. Шатер Шарафа Аги был особенным, сделанным из редкого бархата. Золотистые узоры придавали ему неописуемой красоты. Слугам и простым рабыням ничего не оставалось, как просто спать под открытым небом на холодной земле, кишащей разными насекомыми. Арабелла увидела дюжину девиц, которые не были похожи на простолюдинок. Их одеяние состояло из роскошных кафтанов и шапочек с накидками. Молодая женщина с горечью осознавала, как они были красивы и юны. В свои восемнадцать девушка утратила уверенность в себе. Она вспоминала то время, когда была молоденькой, шестнадцатилетней леди. В те дни буря жажды власти и гордыни не затмевала взор голубых глаз, а сердце и душа были спокойны от интриг и пересудов. Именно в покорную, кроткую, нежную и ранимую девушку влюбился король, видя в ней не дерзкую красавицу, а послушную девочку. Тогда вся роскошь и великолепие французского двора окутало невинного ангела, желавшего завладеть большим, чем просто местом при дворе. Столь проницательная и рассудительная, миледи смогла поставить на колени всех придворных, из провинциалки превратиться в