Его речь по-прежнему звучит мягко, но в ней слышится явный вызов, и это только усиливает мою ярость. Когда мы садились в машину, он сказал, что ему очень жаль, сказал, что ненавидит себя за то, что причинил мне боль. А теперь он намеревается обвинять меня? Да будь он проклят!
— Поцелуй не давал тебе разрешения заняться со мной сексом! Я просила тебя подождать! Я просила тебя остановиться! А ты попросту проигнорировал меня!
Я снова поднимаю пистолет и направляю на него. Мои пальцы дрожат так сильно, что приходится держать рукоятку обеими руками.
— Ты поранил меня до крови! И покрыл все мое тело синяками! Я не могла пошевельнуться, не вспоминая при этом, что ты сделал. Черт возьми, Тайлер, просто признайся! Признайся и пообещай, что ты расскажешь все в полиции! Что ты сам сдашься им! Это единственное, что я прошу тебя сделать!
— Мне очень жаль, — говорит он. — Но я не могу этого сделать. Я потеряю работу. Я потеряю все.
— А как насчет того, что потеряла я? — Я встаю с кресла, вытянув руки перед собой и крепко держа в них пистолет. — Тебе на это глубоко начхать, ведь так? Ты думаешь только о себе. Что может случиться с тобой. — Мне становится трудно дышать: я чувствую, как мое сердце начинает трепетать, и внезапно прихожу в ужас, что у меня может снова случиться приступ.
Но мне в голову тут же приходит мысль, что я уже зашла достаточно далеко, поборола слишком много препятствий, чтобы вот так просто взять и сдаться. Меня снова охватывает решимость. Я собираюсь восстановить справедливость. — Знаешь что, Тайлер? Ты говоришь в точности как твой отец. Как эгоцентричный, самовлюбленный ублюдок и насильник.
Он на мгновение закрывает глаза, и я отлично знаю, что ударила его по самому больному месту. «Отлично, — думаю я. — Я хочу причинить тебе боль. Я хочу, чтобы эта боль была такой сильной, чтобы ты думал, будто уже умираешь». Он только что сказал, что я не смогу застрелить его. Но в моей душе бушует такая боль и ненависть, что я чувствую себя способной на все, лишь бы заставить его сказать правду.
— Должен же быть какой-нибудь другой выход, — говорит он, явно стараясь изо всех сил казаться спокойным.
— Его нет, — отвечаю я, взводя курок. — Признай, что ты сделал. Скажи это. Пообещай, что пойдешь в полицию.
Если он откажется, мне останется только один выход. Один способ заставить его заплатить.
— Эмбер, я не могу. Ты должна понять. Если ты остановишься…
— Так же, как той ночью остановился ты?
Я делаю шаг вперед, и он замирает, понимая свою ошибку.
— Мы сможем найти другое решение. — Он тоже встает, и я чувствую, что он хочет поближе подобраться ко мне в надежде найти способ отнять у меня оружие.