— Ты это о чем? — спрашиваю я, мгновенно забывая о ярости, которую испытывала при воспоминании о той ночи. — Это ты вытащил меня из воды.
— Я не про реку, — уточняет он. — Я говорю о том, как ты подошла ко мне и села рядом во время той вашей вечеринки, когда отец бросил меня в бассейн. То, что ты стала моим другом, во многих отношениях спасло меня.
Коротко рассмеявшись, я сажусь в кресло-качалку напротив него и кладу пистолет себе на колени.
— У тебя чертовски удивительный способ выражать свою благодарность.
— Я знаю, — говорит он. — Пожалуйста, поверь мне. Я знаю, как безобразно я вел себя. Но ты должна верить, что я никогда не хотел причинить тебе боль.
— Это ты просто так говоришь. А я буду продолжать говорить: то, что ты хотел сделать, совсем не важно. Важно то, что ты сделал. А ты изнасиловал меня, Тайлер. Так что скажи это. Просто признайся в этом, и тогда мне не нужно будет стрелять в тебя.
Я стараюсь казаться сильной, опасаясь, что он раскусит мой блеф. Я не знаю, хватит ли мне смелости нажать на курок. И я не знаю, смогу ли я выполнить свою угрозу.
— Ты не станешь стрелять в меня, — говорит Тайлер, но в его голосе слышится нотка неуверенности. Он испытывает меня, пытаясь решить, сможет ли выйти победителем в этой битве характеров.
— Откуда у тебя такая уверенность? — спрашиваю я, глядя ему в глаза и поглаживая свободной рукой холодную сталь пистолета. Одним движением большого пальца я снимаю предохранитель и с вызовом смотрю на него, словно говоря: «Ну же, давай, испытай меня!»
— Потому что ты не такая, — отвечает Тайлер. — Единственный человек, которому ты можешь причинить боль, — это ты сама.
— Пошел к черту, — шепчу я, отлично понимая, что он имеет в виду те годы, когда я морила себя голодом, точно так же как стала делать это сейчас, после той ночи, когда он увел меня в спальню и пригвоздил к кровати. Ограничение в еде было для меня актом самозащиты, лучшим способом почувствовать себя сильной посреди бушующего урагана. С июля я похудела на двадцать шесть фунтов, и мой вес снова стал выражаться двузначными числами. Прежние привычки вернулись и приняли меня в свои до боли знакомые объятия.
— С твоим сердцем все в порядке? — спрашивает Тайлер. — Учитывая, насколько ты похудела?
— Перестань притворяться, что тебя это интересует хоть в малейшей степени. — Мой голос звучит на октаву выше, чем обычно, и я уже на грани крика. — Все, что ты сейчас говоришь, ничего не изменит, кроме твоего признания того, что ты сделал.
— Что мы оба сделали, Эмбер, — говорит Тайлер. — Не забывай, насколько ты сама была пьяна. И не забывай, что ты первая поцеловала меня.