Я затаил дыхание в ожидании его ответа. Я надеялся, что он признает, что я выбираю важную и благородную профессию, пусть даже и не ту, которую он хотел. Я не мог сформулировать свою мысль о том, что я хотел отличаться от него, но в то же время мечтал, чтобы он мной гордился.
Отец очень долго молчал, не сводя с меня своих ничего не выражающих зеленых глаз.
— Ты хочешь всю оставшуюся жизнь получать пятнадцать долларов в час, сынок? — сказал он наконец. — И на это будешь содержать семью?
Работая парамедиком, я стал зарабатывать гораздо больше этого, но в тот момент презрение отца задело меня за живое. И в то же время оно еще больше побудило меня доказать, что я могу добиться успеха, даже не становясь таким, как он.
— Лейла, золотце, — сказал теперь мой отец. — Почему бы тебе не принести мне еще пива? И какой-нибудь еды?
Он поднял пустую бутылку и потряс ею. Она улыбнулась, взяла банку и поднялась. Когда она повернулась, отец смачно шлепнул ее по заду, и этот шлепок был таким громким, что люди, стоявшие поблизости, обернулись.
— Эта женщина — настоящая дикая кошка, — сказал отец вполголоса, когда она отошла от нас. — Лучший минет, который когда-либо у меня был.
— Господи, отец, — возмутился я. — Не рассказывай мне про это дерьмо.
— Что? — ухмыльнулся он. — Твои нежные уши не в силах такое выдержать?
Я уставился на него, но промолчал. Проще было не отвечать.
— Эмбер вот нашла себе женишка, — продолжал он как ни в чем не бывало.
— Да.
Он снова понизил голос:
— Ты когда-нибудь покрывал эту сучку? Вы двое проводили вместе много времени.
— Заткнись! — повысил голос я. И это слово вырвалось у меня с шипением. — Заткнись немедленно. Ты меня понял?
Я огляделся по сторонам, чтобы удостовериться, что его никто не слышал. И был рад убедиться, что никто не смотрел на нас. Лейла стояла у стола с закусками, держа в руке зубочистку с нанизанными на нее крохотными кусочками сыра. Потом она положила еще кое-какую еду на тарелку.
— Да ладно! — сказал отец, подняв вверх руки, словно сдаваясь. — Не заводись. Я просто шутил.
— Это было не смешно, — возразил я.
Мое лицо горело, а грудь снова сдавило, как в это утро, перед моей пробежкой.
«Держись, — подумал я. — Не порть Эмбер праздник!»
— Как скажешь, — проговорил отец, вызывающе глядя на меня, словно предлагая продолжить спор.
— Я пойду посмотрю, не нужно ли помочь Тому, — сказал я, поднимаясь со стула и нависая над отцом.
— Давай, иди, — пробормотал отец, и я отошел от него, чувствуя тошноту и желая провалиться сквозь землю, как и тогда, когда я впервые появился в этом дворике.