— Может быть… — протянул Мейсон, но было видно, что я его не убедил.
— Я никогда не причинил бы ей боль! — воскликнул я, внезапно остановившись. Я умоляющим взглядом посмотрел на напарника. — Ты знаешь меня. Я любил ее всю свою жизнь. И единственное, чего я хочу… и чего всегда хотел… быть с ней рядом. Сделать ее счастливой.
— Я тебя понял, — сказал Мейсон. — Но ты не хуже меня знаешь, что под влиянием алкоголя люди способны на самые сумасшедшие поступки. Сколько нам с тобой довелось доставлять в больницу пьяных водителей после того, как они задавили насмерть кого-нибудь? Большинство из них даже не могли вспомнить, что случилось. И они все как один уверяли, что не хотели причинить никому вреда. Но тот факт, что они были пьяны, не избавлял их от ответственности за их поступки.
— Ты хочешь сказать, что я изнасиловал ее? Что я мог сделать такое?
Напряжение, которое нарастало во мне с того момента, как я вышел из дома Эмбер, и усилившееся после встречи с инспектором, выписавшим мне штраф, достигло предела, Казалось, что мое сердце вот-вот разорвется.
— Я думаю, что при определенных обстоятельствах, — осторожно сказал Мейсон, глядя мне в глаза, — почти любой человек способен на чудовищный поступок.
Я молча стоял, вцепившись пальцами в спинку дивана, и не отводил от него глаз. Я старался по мере сил вникнуть в слова Мейсона, все еще гоня от себя мысли о самом плохом, что могло случиться тем вечером. Это должно было быть просто обычным недоразумением. Может быть, нам с Эмбер следует восстановиться после тяжелейшего похмелья, а потом попытаться снова поговорить. Даже в самые трудные минуты мы всегда находили возможность решить все наши проблемы. И я пытался уговорить себя, что так будет и на этот раз. Мы с Эмбер все обсудим и докопаемся до правды, и все снова будет замечательно. Я должен был повторять про себя эти слова снова и снова, потому что мир без Эмбер, мир, в котором я совершил этот чудовищный проступок, был не тем миром, в котором я бы хотел жить дальше.
— Я убью его, — сказал мой отец после того, как я закончила рассказывать родителям о том, что произошло между мной и Тайлером на вечеринке. — Я разорву его на части!
Он встал и принялся расхаживать по комнате, сжав руки в кулаки. Я никогда прежде не слышала, чтобы он говорил таким голосом, полным глубокого презрения и отвращения, и испугалась, не приведет ли он в исполнение свои угрозы.
— Папуля, нет, — сказала я, хлюпая носом и вытирая глаза рукавом. Я не называла его папулей с тех пор, как мне исполнилось восемь лет.