— Ага, — слова начинают путаться, сливаться, а в груди у Ферко открывается какая-то черная бездна, и он свирепо скрипит зубами…
Марику же бабы завели в чулан, что открывается из сеней, и теперь стоят вокруг, посмеиваясь.
— Ох, то-то испугается Ференц, сразу прискачет, — говорят. Потому что полагается, чтоб жених в таком случае бежал отбивать невесту. Да что-то не бежит Ференц. Он сейчас чувствует себя — лучше не надо. Жена Ямбора, большая, толстая баба, уже второй раз пугается: ну, бежит вроде… и встает перед Марикой, загораживая ее, будто туча. А жениха все нет и нет. Только вдова Пашкуй заглядывает в чулан. Чувствует Марика — что-то здесь не так; да и холодно в чулане, и дым от очага глаза щиплет. Уж лучше рядом с Ференцем сидеть, чем такие «побеги» устраивать.
— Сказал я! Сказал я! — хохочет Лайош Ямбор и пальцем тычет в невесту, показавшуюся из сеней.
Марика садится на место и с испугом видит, что ее жених руками размахивает и громко объясняет, что бы он сделал с врагом, если б солдатом был. А на нее только косится иногда.
Музыканты опять за скрипки берутся, струны пощипывают, начинают новую песню. Парни высматривают девок — кого позвать, с кем потанцевать, лбы вытирают платками.
Вдова Пашкуй собирает остатки ужина; кухня окончательно к ней перешла, потому что Мари Чёс опять на что-то обиделась и ушла, села за стол рядом с мужем. Хорошо устроилась. Приготовила, подала, благодарность приняла и уселась, как гостья. А тут все бросила, как есть. Ну ничего, Пашкуиха и сама как-нибудь управится…
Паприкаша осталось чуть не половина, можно будет еще в полночь подать, когда невесту станут причесывать. А курятины даже в избытке; пожалуй, надо судомоек угостить да зевак на улице… Ага, еще ряженым надо вынести. Наложив с верхом тарелку, выходит Пашкуиха на крыльцо.
Шесть переодетых парней молча — чтобы не узнали их по голосу — слоняются по веранде, курят, ногами стучат; мерзнут все-таки ноги. Кто в шубу одет, с длинной бородой и усами из конопли. Другие, наоборот, прифрантились, как городские щеголи. Лица черными масками закрыты, на них нарисованы брови, нос, рот. Только у одного маска не разрисована. Старая артиллерийская форма на нем, шапка пехотная, сабля на боку. Невозможно узнать парней, как ни старайся. Ребятишки собрались вокруг, прыгают, пробуют дознаться, кто в костюмах спрятался. Ряженые с ними не церемонятся: ухватят кого-нибудь за шиворот да как швырнут во двор. Бедняга шлепается в снег, что лягушка. Есть кто после этого уходит с ревом; только все равно не убывает ребятишек: Наоборот, вроде бы даже больше становится, чем было.