— Это точно, дядя Габор, к людям вы всегда добры были. Никто с этим не спорит. Добры и остались. Потому и не стоит горевать, дядя Габор. Сегодня так, завтра этак… — все утешает его Шандор Пап; просто душу свою готов достать и ею слезы старику вытереть.
Из сеней вдруг доносятся крики, шум.
— Ну-ну, брат. Поосторожней, брат. Смотри, не натвори чего-нибудь, — слышится голос Пинцеша, виночерпия и кухмистера.
— Кишки выпущу! На одну ногу наступлю, за другую дерну, раздеру его на две половинки к чертовой бабушке, — орет Ферко, выспался видно.
Входят в горницу.
Смотрит Ферко на пустые стулья, на неубранные столы, на следы так славно начавшейся, оборванной, поруганной свадьбы; и кажется ему: то, что случилось, случилось вот только что, сию минуту, даже еще и не случилось, может… и если вмешаться решительно, то все можно поправить, вернуть. Только-только разошлись гости, только-только исчезла Марика…
— Ух, я им счас устрою!.. — вопит он и выскакивает из горницы. Как был, с непокрытой головой.
— Куда ты, Ферко? Вернись, Ферко!.. — кричит вдогонку мать. А тот не слышит, мчится по улице.
Куда обычно бежит человек, если у него беда? Конечно, в правление.
Хмель быстро выходит у Ферко из головы; видно, и вправду проспался он. Но что-то как будто осталось от хмеля, что-то такое, чего прежде не было никогда. Чувствует Ферко в себе невероятную храбрость. Против всего света готов пойти, если надо… Да вот беда: весь свет будто спрятался куда, не видно его нигде… А в правлении все окна до того черны, что чернее не бывает. Снег на наличниках бел; сами же окна — словно уголь… Вот ведь какая штука. И будто только теперь протрезвел окончательно Ферко — теперь, а не когда проснулся…
Обратно идет медленно. Куда ему спешить?..
Шаги слышатся впереди: словно кто-то топчется в снегу на одном месте. Ферко на середину улицы выходит: не хочется ему сейчас встречаться ни с кем. И, не пройдя полсотни шагов, видит: стоят перед ним двое полицейских. С ружьями, со штыками. По всей форме, одним словом.
Никогда не нарушал Ферко законов — не то чтобы так уж хорошо знал, чего нельзя нарушать, а просто такая у него натура. Чужое он не трогал, на дорогах ехал по той стороне, по какой положено; даже когда пешком по обочине шел и то задолго уступал дорогу встречным… А все-таки в эту минуту… как всегда, когда полицейского видит… просыпается в душе у него какой-то непонятный страх. Будто бы, скажем, во сне совершил он что-то недозволенное и полиция об этом знает, а он — нет. Или в скором времени должен совершить преступление, сам еще не знает какое. Например, будет ехать на телеге и наедет на человека или чужого поросенка задавит… в общем, неизвестно что…