— Конечно, люблю. Потому и сказал, пусть возвращается.
— Но если человек кого-нибудь любит, он не будет его терзать, как вы — жену Красного Гоза.
— Если я говорю, пусть возвращается, что же, я ее терзаю этим?
— Да как же не терзаете? Подумайте сами. Мужа своего она любит — потому и сбежала… Скоро ребенок у них появится. А она не может с мужем обвенчаться, отца дать ребенку, честное имя…
— А я что могу поделать? Зачем она за меня замуж шла? Я ее не заставлял. Она что, только тогда узнала, что Красный Гоз лучше меня, когда свадьба к концу уже подходила?
— Видите ли, нам, мужчинам, никогда женщин не понять. Мы сильнее, нам полагается уступать. Отпустите и вы Марику Юхош, пусть идет своей дорогой.
— А я и отпускаю. Только пусть она не той дорогой идет, чтобы все, кому не лень, ноги об меня вытирали.
Н-да, у него, однако, есть аргументы, ничего не скажешь. Будто сам — адвокат. Гашпар Бор уже понимает, что легче солнце в обратную сторону повернуть, чем такого упрямца уговорить на полюбовное соглашение. Правда, угрозы большой пока нет; да и причин хватает, чтобы суд освободил Марику Юхош от этого мужичонки. Вот только беден Красный Гоз, дорого станет ему развод. И денег много потребует, и времени. Был бы он еще беднее, получил бы свидетельство о полной неплатежеспособности. А так на него четверть дома записано, да сколько-то земли, да скотина, наверное. И у жены — то же самое. К тому же ребенка они ждут… Словом, развод им нужен позарез. Если даже он с них лишнего не возьмет… только накладные расходы: гербовые марки там, пошлина, судебные издержки… то все равно выходит около двухсот пенгё. Цена хорошей коровы. Или хольда земли, или пятнадцати центнеров пшеницы… сто дней поденщины. Да, у Красного Гоза, бедняги, должно быть, голова кругом идет.
Клиентура у адвоката — все больше окрестные крестьяне. Мало кто из окружающих Гашпара Бора знал о том, что на дело свое он смотрел как на призвание. Как на свой человеческий долг: помогать там, где можно. Если не выходит с помощью закона, так хоть сочувственным словом ободрить, поддержать. Соблюдать интересы сторон — даже если стороны горло друг другу готовы перегрызть. Врачевать раны. Избавлять клиентов от бессмысленной волокиты, от долгих тяжб… Но чем больше старается он, тем чаще приходит к мысли, что венгерская правовая система — вещь очень странная. Это даже и не система, а непроходимая путаница аргументов и правил, застрявшая где-то на пути от средневековья к обществу частной инициативы… Гашпар Бор настолько предан своей профессии, что изо всех сил пытается применить правовые нормы к разным жизненным ситуациям; и все время убеждается, как это нелегко: очень уж оно негибкое, устаревшее, это венгерское право… Потому и происходит, что то один, то другой крестьянин становится жертвой этого болота, тонет в нем, опутанный ползучей сетью крючкотворства, как водорослями. И если выбирается, то лишь ценой невероятных страданий и лишений. Собирался Гашпар Бор даже книгу писать обо всем этом. В книге той он хотел доказать, что хотя культура Венгрии — органическая часть европейской культуры, однако правовая система здесь пока чисто балканская. Картина эта уже определилась в нем четкими решительными линиями, но до книги так дело и не дошло. Слишком много кругом несчастий, слишком много работы. А если остается время, то женщины вокруг так красивы, так ласковы…