Но еще страшнее то, что Ленке хватается уже за второй свой глаз, словно хочет сказать, дескать, не этот, другой. Эконом тоже тянется ко второму глазу… — но тут перед домом заскрежетал автомобиль. Гашпар Бор приехал, адвокат.
— Пардон!.. — вспоминает откуда-то эконом нужное слово — и сразу успокаивается, вроде как мельники на мельнице бросают бабам: мол, кончилось ваше зерно, красавица, забирайте мешок.
В густеющих сумерках поблескивают рюмки на столе; гости как-то незаметно стягиваются вокруг них. Беседуют по двое, по трое.
Не найдешь здесь и двух человек одинаковой профессии. Почтмейстер, учитель, секретарь правления, аптекарь, кантор, священник, адвокат, управляющий (из соседнего имения), агроном… ну и барышни, конечно, которые ничем не занимаются, пока замуж не выйдут.
Невероятно далеки они друг от друга и по роду занятий, и по уму, и по происхождению, и по месту жительства, и по возрасту… А все же есть что-то, что сближает их, сводит вместе от случая к случаю. Что-то, чему и названия нет. Словно бы просто сбиваются они в кучу, как овцы в бурю. Однако нет здесь никакой бури, есть лишь тихое, скучное, но обеспеченное буржуазное существование, которое как тень будет сопровождать их до самого гроба. Не могут, да и не хотят они жить по-другому.
Костюмы на большинстве мужчин — произведение местного портного, Йошки Шютё. По цвету, по качеству они вроде бы разные совсем, а в то же время настолько одинаковы, что спокойно можно было бы ими обменяться. А ведь у бараконьского кантора отец — сапожник в Сольноке, у эконома — простой мужик, у аптекаря — железнодорожный обходчик (правда, сам аптекарь говорит: железнодорожный служащий), у молодой учительницы — виноградарь при капитуле, а предки секретаря были королевскими слугами. У него и имя об этом говорит: Арпад Бель-Мадьяри. Одного из его предков, по отцовской линии, Ракоци казнил за то, что тот лабанцем был, другого — император Леопольд — за то, что тот был куруцем[23]. Каких-то сто лет назад владели они третьей частью земель всего комитата.
За Марцихази, почтмейстером, в детстве еще лакеи ходили в белых перчатках; у отца его пять тысяч хольдов земли было и пожизненный парламентский мандат от оппозиционной партии. Мандат этот и сгубил однажды и отца, и его землю. У самого Марцихази — всего сорок хольдов, да и те заложены или в аренду отданы…
В дверях появляется кучерова дочка в белом переднике, машет эконому, чтобы вышел.
— Подите-ка сюда.
— Чего тебе? — тихо рявкает на нее эконом.
— Барышня не желает идти…
— Не хочет — не надо… — именины, можно сказать, наполовину уже испорчены. — Дамы… господа… прошу… к столу, — вытягивает он руку, приглашая гостей в другую комнату. После каждого слова крепко стискивает зубы. («Хотите иметь железную волю? Сегодня же напишите…» и т. д.)