Дело близится к вечеру.
Заводилы оттачивают клинки, готовясь к завтрашнему дню… то есть, попросту говоря, уговаривают последних колеблющихся, целыми флягами ставят вино на стол.
Корчмари подсчитывают, сколько выпито вина. Неплохая это штука — выборы. Если бы каждый месяц выборы были… Вино льется рекой, записываешь абы как, примерно… да ведь не считать же, чтобы себе в убыток.
Даже баб захватила лихорадка. Языками болтают, по соседям ходят, тоже агитируют. Наверное, одна-единственная баба в деревне не вмешивается в эти дела. Илонка Киш, жена Макры.
Лежит она на диване с мокрой тряпкой на лбу, жар ее томит, хоть и плечи, и грудь открыты.
Муж стоит рядом на коленях — да для Илонки будто и нет его; руки ее блуждают неопределенно, без цели туда-сюда. Порой за волосы хватается, в желудке — невыносимая тошнота. Вчерашний день еще не ушел из нее, а завтрашний никак не может прийти… О, как мучительно не быть ни там, ни здесь.
Макра держит ее руки, целует, голову кладет ей на грудь. Смотрит Илонка на него с удивлением, как на чужого. Кто это? Что ему нужно? Как смеет он ее целовать?
— О…
Словом, каждый живет как может. Каждый по-своему с ума сходит…
А по деревне разносится весть, что не состоятся выборы завтра. Исправник их аннулировал.
Вот так и говорят: аннулировал.
Услышав это слово, пугаются мужики, лбы под шапками морщат.
Чудится им в этом слове что-то такое, что пахнет Властью, Государством; веет от него господским духом, духом всяких учителей, аптекарей, священников, секретарей, писарей; ну, еще духом Ильки, воспитательницы. Даже про Шару Кери вспоминают с подозрением… Да раз уж так дело обернулось, ничего тут не попишешь…
Выходит, напрасно пили мужики вино целыми бочками.
Выходит, напрасно скакал гонец в Нешту с прошением, на которое даже и не ответил никто, ни так, ни эдак…
Гезу Тота новость застала у господина Крепса; тут же помчался Геза к правлению. Искать Лайоша Ямбора. Ямбор — выборный, он должен знать, в чем дело. Однако не нашел он Ямбора. Рассыльные сказали, в кооператив пошел. Там он, должно быть.
Там он, в самом деле. Только не в корчме, а во дворе, за погребом. Одной рукой акацию обнимает, другой шляпу придерживает, потому что голова у него чуть не до земли свесилась, и блюет в свое удовольствие. Столько вина выпил он за три дня, что оно и быка бы с ног свалило, не то что мужика.