Геза обратно в правление бежит, к секретарю. Оказалось, все правда насчет выборов. Секретарь подтвердил. Теперь поскорее сообщить во все три корчмы, чтоб не давали вина больше ни капли: за выпитое дай бог расплатиться. А главное — все напрасно.
Агитаторы же только глазами моргают, глядя друг на друга. Как лягушки, вокруг которых вдруг высохла лужа.
— Так что, значит… пошли отсюдова, — говорит Шаркёзи и ощупывает карман, в котором кило сала лежит в бумаге. За счет Габора Тота купил. Уходит поскорее. А то еще передумают.
Такого смятения давно не было в деревне. Пожалуй, с тех пор, как Михая Кондаша убили. Да и тогда не потому растерялся народ, что убили мужика, а потому, что когда собрались его хоронить, он взял и ожил…
Многие к Красному Гозу побежали; другие посмотрели, посмотрели вокруг, да домой пошли. Вспомнили вдруг, что дома столько дел, не знаешь, за что и взяться.
А исправник опять звонит по телефону и велит секретарю позвать Вирага: пусть сию минуту напишет обжалование и пришлет к нему с гонцом.
Только всего и сказал. Однако это значит, что Вираг снова будет старостой, а вся суета с выборами — кошке под хвост…
— Вы что же делаете, мил человек? — врывается Шара Кери к Гозам.
— Я? Ничего. Нынче в поле был, а теперь вот виноград подвязываю… — И в самом деле он плети подвязывает к жердям в палисаднике.
— Да ведь… Вираг снова староста! Исправник велел немедленно подать обжалование на прежнее решение. Уже повезли. Курьер поехал верхом. На лошади Вирага.
— Х-хе!.. — только и произносит в ответ Красный Гоз. Стоит и смотрит на Шару. На шее у него бечевка, в руке ножик; стоит и смотрит.
— Ну что молчите? Признавайтесь, разбойник!
— А что говорить? Все ясно. Вираг будет старостой, а вы его женой. Больше нечего сказать. Разве что… пускай теперь Вираг думает, прежде чем сделать что-нибудь. Потому что теперь он не в одиночку править будет, а вдвоем.
— Понимаю. Вы за ним будете присматривать.
— Еще как!
— Ну не бойтесь, я тоже этим займусь. Да и… не такой уж плохой он человек. Конечно, конь о четырех ногах и то спотыкается… Но признавайтесь же, что вы сделали?
— Говорю вам, ничего не сделал. Всего-то и предложил Вирага выставить на выборах.
— Ясно. Тогда и выборы ни к чему.
— Вот-вот. А потом все шло, как я предполагал, да рассказать заранее не мог.
— Та-а-к. Ну… а что скажет деревня?
— Что скажет? Пусть говорит, что хочет. Что она до сих пор говорила? Я, знаете, много думал в последнее время и вот что надумал: если ты честный человек и с умом свои интересы защищаешь, то и общим интересам служишь. Чтобы Вираг остался в старостах — это пока что мне одному нужно… да оказалось, это и исправнику нужно, вот ведь какая штука. А дальше посмотрим. Пока у нас у троих интересы совпадают — хорошо, а если разойдемся когда-нибудь, каждый сообразит, что ему делать…