— В силу той же статьи, отказываясь от ответов на вопросы, клонящиеся к обвинению, вы лишаетесь права свидетельствовать о всем том, что может служить к оправданию.
— Так я лучше ничего не буду говорить. Расскажите мне подробности этого невероятного дела.
Я ему рассказал.
— Это непостижимо! Он действительно был у меня в деревне, но всего лишь одну последнюю неделю, а до того времени он говорил, что был с Афанасьевым на охоте. Преступление очевидно, но что же привело его к этому проступку? Боже мой! Боже мой!
Я старался его успокоить, но слова мои не производили никакого действия: в страшном отчаянии, совершенно растерянный и расстроенный, старик Ичалов вышел из моего кабинета.
После его ухода я отправился в клуб, где нашел почти все наше общество. Боброва была там же и танцевала очень весело. Увидав меня, она обратилась ко мне:
— Правда ли это, что Ичалов оказывается будто бы убийцей Елены Руслановой? Какой вздор! Можно ли выдумать такую небылицу!
В это время кавалер напомнил ей, что их очередь делать фигуру, и разговор наш прекратился.
На другой день первыми посетителями моими были оба отца — убитой и убийцы. Они сошлись вместе, так что не было возможности предупредить их встречу.
Русланов и Ичалов неодинаково относились к постигшему их несчастью и не походили один на другого.
Первый из них, среднего роста, седой, с мягким выражением лица, приятными манерами и приветливым обращением, внушал большую к себе симпатию.
Горе как бы сломило его, и он предавался ему всем своим существом, будучи не в состоянии сладить с собою.
Ичалов, большого роста, крепкого сложения, с резкими чертами лица и выразительными глазами, в преступлении своего сына прежде всего видел страшное оскорбление своей гордости. Он извинил бы сына-убийцу из-за любви, но не мог помириться с мыслью, что сын его мог оказаться в то же время похитителем бриллиантов.
Они оба потребовали видеть заключенного: один, чтобы выведать тайны душевных движений, побудивших его совершить убийство, другой, чтобы дознаться: произведена ли им кража.
Я принужден был отклонить их просьбу, опасаясь за исход такой встречи.
В полдень ко мне привели молодого арестанта. Я увещевал его сознаться, не сомневаясь в его виновности, но встретил вчерашнее упорство и присутствие духа. Я даже не заметил в нем утомления, которого следовало ожидать от неизбежного, казалось бы, внутреннего волнения и ночи, проведенной в тюремном замке.
— Я не виновен в убийстве Руслановой, — повторял настойчиво Ичалов, — улики против меня — простые случайности.